Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [34]

Брандъ, по самымъ свойствамъ своихъ дарованій, оказался чрезвычайно подходящимъ выполнителемъ учено-литературныхъ заданій министерства. Не будучи ученымъ въ полномъ смыслѣ слова, онъ умѣлъ съ чрезвычайной быстротой усваивать сущность любого вопроса въ областяхъ экономической и финансовой, легко разбирался въ статистическихъ и литературныхъ матеріалахъ; и, будучи внутренно свободенъ въ рѣшеніи вопроса, который его до приступа къ выполненію задачи не занималъ, онъ могъ, не погрѣшая противъ своего убѣжденія, убѣдительно и блестяще оснащать предуказанное со стороны Витте рѣшеніе подходящими аргументами и соображеніями.

Витте былъ мастеръ выбирать сотрудниковъ и использовать ихъ способности…

Съ уходомъ Витте Брандъ оказался болѣе свободнымъ отъ служебныхъ учено-литературныхъ трудовъ и могъ болѣе интенсивно заняться вопросами еврейской общественности, сталъ участвовать въ образовавшихся разныхъ еврейскихъ кружкахъ и въ сопутствующихъ всякому оживленію въ общественной жизни столкновеніяхъ воззрѣній, личныхъ честолюбій и т. п.

Послѣдней работой Бранда въ качествѣ члена ученаго комитета министерства финансовъ оказалась, по волѣ судьбы, записка о тѣхъ ограниченіяхъ въ правахъ евреевъ по жительству и по торговлѣ, которыя подлежали бы немедленной отмѣнѣ въ интересахъ торговли и промышленности. Записка составлена была по порученію министра финансовъ В. Н. Коковцева въ 1904 г. Мнѣ пришлось снабдить Бранда необходимымъ матеріаломъ, въ томъ числѣ и собственной моей статьею о практикѣ примѣненія законовъ о евреяхъ, впослѣдствіи вошедшей въ мою книгу «О Правовомъ Положеніи Евреевъ» (1909 г.). Къ этой запискѣ мнѣ придется вернуться впослѣдствіи, когда будетъ рѣчь о высочайшемъ указѣ 9-го августа 1904 г., — объ этомъ первомъ, послѣ 25-лѣтняго перерыва, облегчительномъ для евреевъ узаконеніи. Вскорѣ послѣ этого Брандъ серьезно занемогъ. Больнымъ онъ отправился заграницу для леченія, но по дорогѣ на курортъ, въ Берлинѣ, болѣзнь обострилась, и Брандъ тамъ же скончался на рукахъ жены, стойко и съ необычайнымъ мужествомъ переносившей неимовѣрную тягость ухода за медленно угасавшимъ больнымъ, страстно цѣплявшимся за жизнь.

Возвращаюсь къ 1880 г. Какъ я сказалъ, нашимъ любимымъ органомъ печати была газета «Молва», издававшаяся Полетикой. Конецъ 70-хъ годовъ изобиловалъ крупными политическими событіями — рядъ слѣдовавшихъ одно за другимъ покушеній на Александра II, политическіе процессы, въ особенности процессъ Вѣры Засуличъ, покушавшейся на жизнь петербургскаго градоначальника генерала Трепова. Все это, однако, мало отражалось на жизни полтавской молодежи вообще. Только небольшой кружокъ сознательныхъ или, какъ тогда говорили, «развитыхъ» молодыхъ людей, вкусившихъ изъ запретнаго чтенія Чернышевскаго, Добролюбова и Писарева, переживалъ въ нашей глуши отголоски смутныхъ чаяній и «міровой скорби». Либеральная пресса того времени, въ лицѣ газеты «Голосъ», насъ далеко не удовлетворяла, не давала отвѣтовъ на волновавшіе насъ вопросы. Шаблоннозападническое міровоззрѣніе, осторожная оппозиція, которая по тогдашнему, хотя неизящному, но вѣрному и образному выраженію, обозначалась «держаніемъ кукиша въ карманѣ», раздражала молодежь; начавшееся послѣ войны съ Турціей націоналистическое теченіе вызывало въ «Голосѣ» лишь слабый протестъ. Правда, эта газета боролась противъ московскаго клича: «Назадъ, домой!», раздавшагося съ «Тверского бульвара», т. е. изъ редакціи «Московскихъ Вѣдомостей» Каткова и со столбцовъ газеты «Русь», издававшейся Аксаковымъ. Но все это не соотвѣтствовало нашему настроенію. Мы съ Брандомъ были далеки отъ нигилистическихъ круговъ, — тогда революціонное настроеніе называлось «нигилизмомъ», — только изрѣдка попадались намъ въ руки прокламаціи и другія подпольныя изданія народовольческихъ группъ. Мы не были соціалистами; но все же умѣренное либеральничаніе «Голоса» и ему подражающихъ провинціальныхъ органовъ, вродѣ новой тогда харьковской газеты «Южный Край» Юзефовича, намъ претило. Для молодыхъ, чуткихъ еврейскихъ душъ ощутителенъ былъ, хотя и стыдливо прикрываемый, но все же иногда сквозь либеральныя разсужденія пробивавшійся и проявлявшійся въ мелочахъ антисемитизмъ или, какъ тогда говорили, «юдофобія». Особенно помню какую-то статью проф. Градовскаго въ «Голосѣ», которая произвела на насъ впечатлѣніе явнаго юдофобскаго выпада. Газета «Молва» была свѣжѣе, шла навстрѣчу цензурнымъ карамъ въ видѣ предостереженій, лишенія права печатать объявленія. Она не опасалась затрагивать больные вопросы дня; словомъ, была направленія радикальнаго. Само собою разумѣется, что дни этой газеты были сочтены. Ей на смѣну появилась «Страна» подъ редакціей Леонида Полонскаго. Въ ней, намъ казалось, безстрашно затрагивались политическіе вопросы и, насколько возможно было при тогдашней цензурѣ, подсказывалась мысль, что Россіи нужны не частичныя реформы, а, какъ стали выражаться 25 лѣтъ послѣ того, «реформа», т. е. народное представительство.

Наступило время, охарактеризованное впослѣдствіи, какъ періодъ именинъ сердца, — диктатура гр. М. Т. Лорисъ-Меликова. Возникли тѣ чаянія, которыя 15 лѣтъ спустя внукъ Александра II, Николай II, на порогѣ его несчастнаго царствованія, назвалъ на пріемѣ земскихъ депутатовъ, «безсмысленными и безпочвенными мечтаніями». Уже какъ Харьковскій генералъ-губернаторъ съ обширными полномочіями, какими обыкновенно надѣлялись генералъ-губернаторы, призванные искоренять крамолу, Лорисъ-Меликовъ пріобрѣлъ себѣ репутацію гуманнаго и справедливаго областного диктатора. Онъ разъ пріѣзжалъ въ Полтаву и посѣтилъ нашу гимназію. Населеніе встрѣтило его торжественно и необычайно радушно. Въ нашемъ актовомъ гимназическомъ залѣ, куда собраны были всѣ ученики для встрѣчи столь важнаго сановника, вся молодежь съ большимъ воодушевленіемъ, а мы, старшіе, съ умиленіемъ выслушали слова Лорисъ-Меликова, — не помню содержанія ихъ, но помню общій благожелательный тонъ краткой рѣчи его, дышавшей, какъ намъ казалось, любовью къ молодому поколѣнію и просвѣщенію, — тотъ же тонъ, который потомъ, въ бытность его уже всероссійскимъ диктаторомъ въ Петербургѣ, въ качествѣ предсѣдателя Верховной Комиссіи, прозвучалъ въ его словахъ, что нужно «раздвинуть двери школы». Диктатура Лорисъ-Меликова оживила интеллигентные круги общества и въ Полтавѣ, но не успокоила молодежь, рвавшуюся впередъ и не удовлетворенную возвѣщенными въ правительственныхъ сообщеніяхъ улучшеніями въ порядкѣ управленія. Уступки со стороны правительства еще болѣе толкали впередъ трепетную мысль; молодежь какъ будто еще смѣлѣе стала откликаться на подпольную агитацію, увеличилось число конспиративныхъ кружковъ.