Цветы дальних мест - [10]

Шрифт
Интервал

— Другой на его месте, чем суетиться, сбегал бы в ближайшую галантерею, купил бы новые, да подешевле, если денег жалко, а то…

В этом месте мужчина, сколько ни сдерживался, зевнул-таки, и она подвела итог:

— Стелет он мягко, да жестко спать, так-то.

Женщина подняла целлофановый пакет, на котором оставались крошки печенья, сняла руку с колена мужчины, принялась пакет складывать, стараясь перегнуть ровно пополам. Мужчина завинтил флягу. Сунул в рюкзак, обнял женщину, чмокнул в щеку — она было потянулась к нему, крошки посыпались по голым ногам — и тут же поднялся.

— Пойдем?

— Ты наелся?

Он только пожал плечами. Женщина встала, придержавшись за его запястье. Собрав одежду, оглядевшись и потоптавшись — не забыли ли чего, они двинулись дальше по мелкому руслу. Шли молча. Пока они молчат, можно рассмотреть и мужчину, того, кто зачастую ироничен и сведущ в вопросах энтомологии.

Он щупл, поджар, мускулист, молод, шорты туго обтягивают худые загорелые редковолосые ляжки. Рубашку, отряхнув от песка, он накинул на плечи, схлестнув под горлом короткие рукава. У него светлая бородка, особый, с веерками мимических морщин к вискам, прищур подернутых непременной прозрачной слезой светлых глаз. Походка легкая, чуть подпрыгивающая. Геологический молоток он несет щеголевато, держа за ручку посередине, и молоток в такт его шагам клюет носом.

Солнце между тем, перейдя далеко полуденный перевал, повисло, устроилось посреди бесцветного неба в гуашевом коконе, пекло так, что не то, что идти — говорить было трудно. С утра оно стягивало с земли последнюю влагу, превращало в дымку и флер, нынче и их скомкало и слопало на здоровье. Воздух сделался недвижим и невидим, безо всяких турбулентных потуг, что, впрочем, предвещало в скором будущем ветер. Русло, по которому они шли, углублялось и сужалось, так что выбор для привала малотеневого и неглубокого места объяснялся лишь отсутствием впереди достаточно ровных горизонтальных участков. Сужение и углубление это обнажало справа по ходу в напластованиях сланцев белые жилы кварца, что было интересно нашим героям с геологической точки зрения. Дальше в прогале виднелся при повороте обрыв, бурые суглинки над выходом красного песчаника, а за обрывом рос срезанный наполовину сливочно-бледный хребет, не острый, а смазанный, напоминающий полуобвалившуюся глинобитную стену, поставленную над самым краем. В действительности хребет был очень далеко.

Шли так. Мужчина впереди, женщина сзади, но глядела не по сторонам, а на его ноги, словно сверяя свои и его шаги. После довольно длительного молчания он спросил, не оборачиваясь:

— Слушай, что ты все-таки решила сегодня в маршрут идти? В прошлый год, я помню, два дня было выходных, по-человечески отмечали. А теперь что? Подумаешь, так уж важно было доделать этот квадрат. Ну, завтра доделали бы, послезавтра. Тогда б и еще один повод был, а? А так — все в одну кучу.

— Я так и хотела.

— Это еще зачем?

Тут мужчина остановился. Остановилась и спутница, обвела взглядом склон.

— Отколи-ка мне кусочек.

Пока он орудовал молотком, добывая образец, ограняя на весу, женщина вытянула из подгрудного кармана карту, сверилась, нанесла точку.

— Так ты не ответила, — напомнил он, упаковав образец, надписав мешочек.

Они двинулись дальше.

— То-то и хорошо, что вместе: и мой праздник, и общий. Ведь если бы были только Николай Сергеевич и мальчишка, то и разговаривать не о чем. Но есть же еще и он! Я уверена, обо всем, что здесь делается, он распрекрасным образом доложит Галкину. Ты, Мишка, у нас не так долго работаешь, а я всю эту контору насквозь знаю. Может, его и послали со мной, чтоб доложил, что здесь да как.

— А о чем доложит-то? Про нас с тобой, что ли, доложит?

— И про нас, и про другое.

— Думаешь, он про нас знает?

— Плевать, это меня меньше всего волнует. — Для пущей убедительности, что ли, женщина и впрямь на песок плюнула. — Ты вот о сегодняшнем дне говоришь. Мол, можно было в маршрут не идти. А ведь сегодня не праздник, не выходной.

— Как же не праздник-то? — Мужчина приостановился, и женщина легонько его подтолкнула. — Как раз сегодня и праздник!

— Вот он в Москве и доложит Галкину: мол, так и так, Воскресенская в рабочие дни вместо маршрута именины справляла, водку пили…

— Все равно пить будем.

— Вот поэтому и надо квадрат доделать. Тогда не личный праздник, а производственный рубеж. — Она усмехнулась и свободной рукой в воздухе помахала: — Понятно тебе?

— А что, в других отрядах не пьют? Или Галкин не знает, сколько у него алкашей в экспедиции?

У нас здесь дело особое. Подожди… — Она нагнулась к небольшому кустику — поковырять пальцем бугорок скопившейся возле ствола отвеянной слюды.

Мужчина остановился. Скучно посмотрел на заголившую полоску молочного тела, на малиновый рубец повыше, на желтый загар над ним, задрал голову, развел локти, что было рта опять зевнул и всласть потянулся.

— И здесь отколи… Так вот, Салтыков раньше, на прежней работе, знаешь кем был — зам начальника партии, лично в его деле в кадрах смотрела. Зам! А здесь простым геологом будет? Значит, как минимум, ему нужен собственный отряд. На отряде он не застрянет, такие быстро вверх идут, но места пока нет. И возникает вопрос: почему бы Галкину в таком разе не послать его в чей-нибудь другой отряд, а? Почему именно в мой? Так что, как видишь, расклад неясный! Да и тип этот самый Володенька, доложу тебе, скользкий.


Еще от автора Николай Юрьевич Климонтович
Гадание о возможных путях

Многие из этих рассказов, написанные в те времена, когда об их издании нечего было и думать, автор читал по квартирам и мастерским, срывая аплодисменты литературных дам и мрачных коллег по подпольному письму. Эротическая смелость некоторых из этих текстов была совершенно в новинку. Рассказы и сегодня сохраняют первоначальную свежесть.


Последние назидания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя газета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И семь гномов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Степанов и Князь

Анекдотичное странствие выходцев из дореволюционной (Князь) и советской (Степанов) аристократии приобретает все более фольклорные черты, по мере того как герои приближаются к глубинному центру России — где богоискатели обосновались на приусадебной свалке. Героям Климонтовича подошли бы маски и юродивых, и скоморохов, как всему повествованию — некрасовская, чеховская, горьковская сюжетная матрица. От литературы к лубку, из московской студии к аллегорическому поселению «троглодитов», от подостывшего семейного очага к застолью с горячими беседами о благодати движутся Степанов и Князь, по пути теряя социальные и характерные черты, становясь просто русским человеком на ранде-ву с самим собой.


Дорога в Рим

Если бы этот роман был издан в приснопамятную советскую эпоху, то автору несомненно был бы обеспечен успех не меньший, чем у Эдуарда Лимонова с его знаменитым «Это я — Эдичка». Сегодня же эротичностью и даже порнографией уже никого не удивишь. Тем не менее, данное произведение легко выбивается из ряда остро-сексуальных историй, и виной тому блистательное художественное исполнение, которое возвышает и автора, и содержание над низменными реалиями нашего бытия.


Рекомендуем почитать
Мать

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Транзит Сайгон-Алматы

Все события, описанные в данном романе, являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность. Иллюстрации Андреа Рокка.


Повести

В сборник известного чешского прозаика Йозефа Кадлеца вошли три повести. «Возвращение из Будапешта» затрагивает острейший вопрос об активной нравственной позиции человека в обществе. Служебные перипетии инженера Бендла, потребовавшие от него выдержки и смелости, составляют основной конфликт произведения. «Виола» — поэтичная повесть-баллада о любви, на долю главных ее героев выпали тяжелые испытания в годы фашистской оккупации Чехословакии. «Баллада о мрачном боксере» по-своему продолжает тему «Виолы», рассказывая о жизни Праги во времена протектората «Чехия и Моравия», о росте сопротивления фашизму.


Избранные минуты жизни. Проза последних лет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Диван для Антона Владимировича Домова

Все, что требуется Антону для счастья, — это покой… Но как его обрести, если рядом с тобой все люди превращаются в безумцев?! Если одно твое присутствие достает из недр их душ самое сокровенное, тайное, запретное, то, что затмевает разум, рождая маниакальное желание удовлетворить единственную, хорошо припрятанную, но такую сладкую и невыносимую слабость?! Разве что понять причину подобного… Но только вот ее поиски совершенно несовместимы с покоем…


Шпагат счастья [сборник]

Картины на библейские сюжеты, ОЖИВАЮЩИЕ по ночам в музейных залах… Глупая телеигра, в которой можно выиграть вожделенный «ценный приз»… Две стороны бытия тихого музейного смотрителя, медленно переходящего грань между реальным и ирреальным и подходящего то ли к безумию, то ли — к Просветлению. Патриция Гёрг [род. в 1960 г. во Франкфурте-на-Майне] — известный ученый, специалист по социологии и психологии. Писать начала поздно — однако быстро прославилась в Германии и немецкоязычных странах как литературный критик и драматург. «Шпагат счастья» — ее дебют в жанре повести, вызвавший восторженную оценку критиков и номинированный на престижную интеллектуальную премию Ингеборг Бахманн.