Цветок для двоих - [17]

За мыслями она практически не замечала, куда идут, спустившись по узкой лестнице, и когда очередные двери распахнулись, качнулась, хватая подругу за руку, почти ослепнув от того, что оказалось за деревянными створками. Так внезапно и неожиданно.

Зелень и солнечный свет обрушились на них вместе с пением птиц, блеском белоснежных колонн и рыжих каменных стен, полускрытых листвой, полной цветов. А еще тут журчала вода, мелькая перед лицом тонким рассеянным занавесом в дрожащих зыбких радугах.

Джахи ступил вбок, уходя за пышные кусты гибискуса, что-то там сделал и радуги померкли, утихло жужжание поливалок, что прекратили вращаться, разбрызгивая капли. Остался птичий щебет и шелест листвы, а еще медленная звонкая капель.

— Это же… — Шанелька оглядывалась, щурясь от блеска воды на глянцевых листьях, — райский сад просто.

— В саде, в саду, — поправился Джахи, — нет гурий. Не было. Теперь вы тут. Небесные сестры ани. Прошу.

Дорожка из цветной плитки петляла, показывая купы деревьев, беседки с лианами, клумбы, заполненные цветами. И змейкой уткнулась в небольшое крылечко, ведущее на террасу одноэтажного коттеджа с двускатной крышей, уложенной красной чешуей черепицы.

Поднимаясь на крыльцо, девочки оглянулись на сад, который почти полностью скрывал здание библиотеки, только окна верхнего этажа сверкали в просветах зеленых крон.

— Дом для гостей, — пояснил Джахи, снимая свою медицинскую тюбетейку и пряча ее в карман, — он пустой сейчас, Асам убрал комнаты, я прошу вас быть хозяины.

Посмотрел на сдержанные улыбки, сосредоточился и улыбнулся в ответ:

— Хозяйки! Хозяйками. Так? Я, кхер хеб Джахи, хранитель древних документов древнего Пуруджи, приветствую вас, анэ Крис и анэ Шанель, в доме, который ваш.

Немного театрально поклонился, прижимая к белому смуглую руку. И засмеялся, как мальчишка.

— Я учил эти слова. Надеюсь, я правильно учил эти слова.

— Прекрасные слова, — с чувством сказала Шанелька, отступая, чтоб пропустить в комнату пожилого мужчину в джалабии и сандалиях, — давайте рюкзак, да мы бы сами…

— Это Асам, — подсказал Джахи, вынимая из кармана халата связку причудливых ключей и пластиковый ключ-карточку, — он вам помощник. Мы оставим вас. А после заката я приглашаю вас туда, в аннуку, мы будем говорить о работе для завтра. Ани, я прошу исправлять мои русские слова, потому что это практическая польза для меня.

— Обсуждать завтрашнюю работу, — кивнула Крис, отбирая у Асама свой рюкзак, — спасибо, господин Асам.

Мужчина улыбнулся, добавляя к белой щетине желтоватый блеск зубов. И поставив сумку у стены, вышел. За ним, еще раз коротко поклонившись, вышел Джахи, перед этим обведя рукой открытые в глубину коттеджа внутренние двери, мол, обживайтесь.

Шанелька закрыла входную дверь и упала в мягкое кресло, стоящее в небольшой прихожей около столика с пепельницей и кальяном в центре стеклянной столешницы.

— Ох, — и замолчала, пытаясь найти вместо восторженных междометий какие-то умные слова. Или хотя бы приличные.

Крис медленно села в другое кресло, провела рукой по гладким черным волосам, откидывая со лба косую челку.

— Ни-хре-на-се-бе!

— Ты что-то сказала? — удивилась Шанелька, никак не ожидающая от сдержанной подруги почти матерного восклицания.

— Вот это принц, — Крис откинулась на спинку кресла, потом подалась вперед, сжимая подлокотники, — а глаза какие, ты видела?

— Ну дык. А я подумала, наш Джахи тебе вовсе никак, ты такая серьезная была.

— Ступор, — объяснила Крис и сменила тему, — жрать хочу, и в туалет, а еще поваляться. И в сад этот сходить, рассмотреть все.

— Сделаем. Именно в таком порядке.

И они продолжили сидеть, глядя в потолок и вспоминая невероятную внешность хеба Джахи.

Глава 5

Многое из того, что росло в саду, Шанелька могла опознать, называя по именам. Поев и приняв душ, подруги не стали валяться, а вышли в сад, который притягивал их, напоминая о себе птичьими трелями и листвой, затемняющей ажурные деревянные решетки на окнах коттеджа. Они даже толком не распаковались, оставив сумку в прихожей с креслами, а рюкзаки бросив в узкой комнате с высокими окнами в изголовьях кроватей.

И теперь бродили по плиточным дорожкам, насыщая глаза и не сдерживая восклицаний.

Вот кусты гибискуса, в Керчи они растут везде, но цветки, усыпающие тонкие ветки, тут больше, сочнее, с длинными веерами тычинок в венчике полупрозрачных лепестков — белоснежных, розовых, сиреневых, а еще — глубокого винно-красного цвета.

Рыжие высокие стены увиты кампсисом — рясной лианой, осыпанной оранжевыми продолговатыми фонариками, такими яркими, будто в каждый цветок вставили лампочку.

Глянцевые купы лавра. Или — лавровишни? Листья такие блестящие и плотные, словно отлиты из пластика.

Полные цветов клумбы — круглые, овальные, многоугольные, окаймленные зебровой травой и высокими пучками вейника с нежными на просвет бледно-золотистыми метелками.

Шиповник с цветами, собранными из лепестков в форме сердца. И конечно — розы. Всюду, разные. От чисто белых и почти черных, до цветных — радужно-теплых, белых с алыми пестринами, желтых с темно-красной серединкой и наоборот — с багровой каймой по золотым лепесткам.