Crudo - [13]

Шрифт
Интервал


______________________________________

Свадьба через пять дней, свадьба через четыре дня. Кэти отлепила себя от мужа и села на поезд в Лондон. Она чувствовала себя нервозно, она не могла вспомнить, каково это – быть одной, какая ирония, ведь ей впору позировать для постера женского одиночества, но и тут есть ирония в том, что она едва ли считала себя женщиной. Пидор с сиськами, статистически маловероятно, но возможно, особенно в конгломератную эпоху интернета – эпоху развенчания гендера. Лучшее в раке груди – это двойная мастэктомия, режьте обе, сказала она, они всегда меня бесили. С короткими волосами, тощая, плоскогрудая, она была очаровательным мальчиком без члена, стареющим Дорианом Греем, любовно перебирающим свои драгоценности. Кто из дрэг-квин годами держал у себя в студии мумифицированное тело? Дориан Кори? Никто из тех, к кому Кэти испытывала теплые чувства, не имел четкой гендерной идентификации. Трансгендерный переход, ей нравилось это словосочетание, оно несет ощущение постоянного раскрытия и никогда – завершенности. В ней всё было неопределенно и наполнено сексом, она знойная куколка бабочки, будь у нее член, уж поверьте, он был бы идеален, как минимум не хуже, чем у Дэвида Боуи.

На вокзале Кингс-Кросс она села в метро на линию Пикадилли и доехала до станции Холлоуэй-роуд, откуда пошла на север. Она купила в «Косте» минеральную воду и свернула в переулок с Севен-Систерс-роуд. Художница занимала студию без окон. Ее работы были очень настоящие и странные, она изобрела технику, которая позволяла ей задействовать движение – она собирала скульптуры непрочно, чтобы в печи они разваливались, или взрывались, или еще как-то отклонялись от изначальной формы, заданной автором. Ее последние кинетические работы вызывали тревожное чувство – они включали в себя подвешенные внутренности и куски бекона, шкуры, яички, ослиную голову, изящные женские лодыжки и босые ступни куклы Барби, лепестки, кишки, плащи и разные внутренние органы. Всё это не было изображено фигуративно, просто у Кэти то и дело возникали ассоциации с вещами, виденными ранее, только теперь восхитительно исполненными в прохладном фарфоре. Непонятно, с чем это сравнить, разве что с садом, который в то же время – братская могила, или супом из тел, из которого вот-вот будет создан белый мир. Столько они внушали страха, столько в них было генеративной силы и отталкивающей красоты. В новых скульптурах присутствовал элемент, которого она раньше не видела, похожий на хребет мертвого дельфина. Кэти не выдумывала – она уже видела хребет мертвого дельфина, и о нем ей напомнила эта страшная скрученная зубчатая форма.

Визит в студию завершен, чай выпит, Кэти пошла обратно к Кингс-Кросс и встретилась с Дженни в пабе. Они говорили о браке, как справиться с ним так, чтобы тебя не придавило его грузом. Они думали, что владеют ситуацией, что знают, как сохранить достоинство, независимость, автономность, стиль, но заранее неясно, чем дело обернется, признали они обе. Карточки с именами на столах, мальчишники, от всего этого мероприятия просто воротит. Кто-то где-то в тот день сказал ей, что слышал от женщин, будто они голосовали за Трампа, потому что не хотят работать, что уж там, сказала Кэти спустя три пива, давайте отменим не гендер, а сразу людей. С меня хватит.

Снова дома, она зашла в инстаграм, Рич, голый и бледный, среди руин противорадиационных убежищ в Орфорд-Несс, кто-то разложил и подсветил кабачки так, что они превратились в картину Ренессанса. За утро она стала экспертом по неонацистам, она узнала про Хранителей присяги и Трехпроцентных, она узнала, какие копы больные, паскудные расисты, еще хуже, чем она думала, а по ее опыту наблюдения за копами – от Родни Кинга и Майкла Стюарта до Филандо Кастиля и Эрика Гарнера – их уровень расизма и предвзятости уже зашкаливал. Было поздно, она сидела в кабинете и слушала поезда и как сосед или грабитель таскает мешки компоста в саду. Красные огни, белые огни, как близко ты хочешь оказаться к государству, волнует ли тебя государство, значит ли для тебя государство вообще что-то? Кэти по сути своей либерастка, каких навалом, но при этом лихая телка, либертарианка, «живи сам, а другие пусть сдохнут», ей наплевать, пускай люди хоть лица друг другу повырывают, коли хочется, единственное, чего она не выносит, это копа-расиста с пушкой, раздеть их догола да погнать по улицам, как диких свиней, вот было бы здорово. Мужчина на улице кричал смиренным голосом: Нет власти, нет власти. Новое братство, зеленый сквер словно луг, где все мы можем быть друзьями. Кэти чувствовала легкое опьянение и ступор, сложнее всего Кэти скрывать свою надежду.


______________________________________

Осталось три дня до свадьбы. Муж прислал ей электронное письмо со списком того, что он собирается купить и приготовить, плюс вордовский файл с расходами по дому, ко многим пунктам которого у нее вопросы. Двести фунтов в месяц на электричество, с ума сойти. «Вирджин ТВ», за это она платить не будет, она с семи лет была телевизионным отказником, своим стандартам она не изменит. Химчистка, ладно пускай у нее в жизни началась новая эра. Список покупок и продуктов ей больше по душе, стопроцентный стиль ее мужа. В день свадьбы, ровно в 9:30 он предлагает пойти на рынок за зеленью для салатов, розмарином, картошкой, кабачками и клубникой и узнать, работает ли по субботам торговец рыбой. Заказать сибаса, если да, пишет он (если нет, купить сейчас). В 11 он приготовит салатную заправку, в 11:10 покроет глазурью свадебный торт. Она много раз просила его купить торт, но он уверен, что только он способен справиться с его приготовлением. Женятся они в три часа, но этого в списке нет. В субботу, первый день их настоящей семейной жизни, он заберет ногу ягненка и сделает тирамису. Хорошо. Кэти будет слоняться и жаловаться, не сможет запихнуть миску в посудомойку, посидит в интернете, перевесит фотографии. У каждого должна быть задача, и свою она понимает. 11:10 – глазурь для торта, какой чудесный мужчина. У него появилась привычка загорать голышом в саду в укромном уголке, который она огородила для него позади сарая еще не совсем сгнившими предметами садовой мебели. Ему нравится там отдыхать с чаем и печеньем, по-царски возлегая на полосатом синем полотенце – как он говорит, им он защищает свою маленькую веснушчатую задницу от заноз и муравьев.


Еще от автора Оливия Лэнг
Одинокий город. Упражнения в искусстве одиночества

В тридцать с лишним лет переехав в Нью-Йорк по причине романтических отношений, Оливия Лэнг в итоге оказалась одна в огромном чужом городе. Этот наипостыднейший жизненный опыт завораживал ее все сильнее, и она принялась исследовать одинокий город через искусство. Разбирая случаи Эдварда Хоппера, Энди Уорхола, Клауса Номи, Генри Дарджера и Дэвида Войнаровича, прославленная эссеистка и критик изучает упражнения в искусстве одиночества, разбирает его образы и социально-психологическую природу отчуждения.


Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Необоримая жажда иллюзии своего могущества, обретаемая на краткие периоды вера в свою способность заполнить пустоту одиночества и повернуть время вспять, стремление забыть о преследующих тебя неудачах и череде потерь, из которых складывается существование: всё это роднит между собой два пристрастия к созданию воображаемой альтернативы жизни — искусство, в частности литературу, и алкоголизм. Британская писательница Оливия Лэнг попыталась рассмотреть эти пристрастия, эти одинаково властные над теми, кто их приобрел, и одинаково разрушительные для них зависимости друг через друга, показав на нескольких знаменитых примерах — Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Теннесси Уильямс, Джон Берримен, Джон Чивер, Реймонд Карвер, — как переплетаются в творчестве равно необходимые для него иллюзия рая и мучительное осознание его невозможности.


Рекомендуем почитать

Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.


Живущие в подполье

Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.