Critical Strike - [5]

– А он милый, – услышал я сквозь сон. Потом почувствовал: едем.

– Александр, – пробормотал я, – какой был голос… у сумасшедшего Джимми?

– Высокий, – раздраженно ответил вождь. – Писклявый даже немного. Но с хрипом.

Дальше я ничего не помню. То, что Александр перехватил меня в Болдерае, в километре от моря, мне рассказали уже на следующее утро.

Новый год

Перед Новым годом Элли практически переехала к нам жить на правах девушки Ящика. Никто особо не возражал – Элли училась в кулинарном и обещала взять на себя праздничный стол. Так оно и вышло: уже рано утром тридцать первого Ящик приделал к дверям кухни нарисованный от руки плакатик, который гласил: “Не входить! Идет напряженный кулинарный процесс!”, и рядом был пририсован симпатичный зловещий черепок. Процесс там и правда какой-то шел, но чаще все же не кулинарный, а напряженный: раздавались стоны, что-то гремело и качалось. Зайти в кухню так никто и не решился.

Мы с Борей взялись наряжать праздничное дерево. Сходили на рынок, купили украшения: кишки, сердца, желудки, печенки и селезенки разных животных. Купцы с подозрением смотрели на меня каждый раз, когда я интересовался подробностями смерти зверя и воротил нос от товара, если смерть казалась излишне насильственной. Боря предложил купить бычьи яйца для украшения верхушки дерева, и я тотчас же согласился: наступал год Быка.

– Новыый год, Ноовый год, собирайся в хоровод!

Красный языческий божок Санктус Клаус набирал новых адептов в секту: зомбировал малолетних, водил с ними хоровод вокруг своего тотема – сияющей огоньками елки. Боря остановился и хотел поглазеть, но я потащил его за собой к остановке.

– После Нового года его силы сойдут на нет и никто о нем даже не вспомнит, вот увидишь. – Я похлопал Борю по плечу, и тот улыбнулся.

Александр паковал подарки, когда мы вернулись. Попросил нас выйти из большой комнаты, сказал: сюрприз испортите. Так мы и застряли у Бори: на кухню нельзя, в большую комнату нельзя, в комнату Ящика вообще никогда никому нельзя, кроме клиентов и Элли, – Ящик территориальный очень. Он метил периметр своими носками, разбрасывал их где придется. Под кроватью у него была целая колония, и там уже была своя иерархия, там носки жили своей жизнью, своей цивилизацией.

Остальные, если разобраться, тоже метили свою территорию. Боря метил дезодорантами и одеколонами: после душа и перед концертами брызгал под мышки в таких количествах, будто там жили все носки Ящика вместе взятые; вся его маленькая комнатка давно пропиталась запахами парфюма. Александр метил территорию проще и лучше всех: вещами. Положит где-нибудь на видное место в большой комнате ключи от машины или мобильник – вроде бы мелочь такая, а сразу про себя подумаешь, сколько это все стоит и какого уровня он человек, насколько четкий. И сразу видно: вот чья тут территория.

Сам же я ничего не метил, главной моей меткой был верный Серафим, и это меня устраивало.

– Что это за мелодия? – поинтересовался я.

– “Пять минут”, старая советская новогодняя, – ответил Боря.

– Играй, мне нравится.

И Боря водил смычком по струнам, играл.

– Долго тебе учиться еще?

– Я только на первом курсе… Долго.

– Такие, как ты, костенеют со временем, – сказал я. – Живешь, живешь, кажется: вот я пока никто, но все еще будет, вот постараюсь, напрягусь, выучусь, а там уж человеком заживу. Непроизвольно формируется какая-то смесь гордыни и трусости в подсознании… И так очень долго продолжается, и входит в привычку, и потом уже костенеет, фиксируется. Привыкаешь жить как недочеловек, и всю жизнь тебя потом люди не любят…

Боря ничего не ответил, сменил мелодию. Что-то из классики заиграл, медленное, грустное и торжественное. Вскоре вошел Александр, сказал, что подарки запаковал, спрятал, и можно уже заходить. Мы все втроем взялись наряжать елку: развешивали кишки, куриные сердечки по березовым веткам, требуху и куски мяса по всему нашему мятому небольшому деревцу. Потом тотем включили.

По тотему показывали про какого-то опасного злого духа Гринча, который решил испортить всем праздник, и все, что было хорошего, украл: деревья новогодние, еду, подарки. Я предполагал, что с Гринчем будет разбираться Санктус Клаус, но этого не произошло. Гринч оказался и главным злодеем, и главным героем сразу. Такой поворот событий ввел меня в заблуждение, и я решил покурить трубку.

Что странно, ближе к ночи ситуация повторилась: в тотеме появлялись разные отечественные латвийские духи, говорили, что кто-то Новый год украл, надо спасать ситуацию как-то, и по устоявшейся национальной традиции спасали песней и плясками. Александр к тому времени уже неплохо набрался водки и тоже пел и плясал, Боря на гитаре что-то подыгрывал. Было бы даже весело, если бы на экране так часто не мелькал мерзкий болтливый дух, предсказывавший погоду после новостей.

– Кушать подано! Идите жрать, пожалуйста! – провозгласил Ящик, высунувшись из кухни. Запрещающий плакатик был снят, и все дружно устремились за стол. Стол собрали шикарный: очень много разных блюд было, напитков алкогольных; сумасшедшего Джимми достали из-под кровати и усадили вместе со всеми, и даже Серафиму в тарелочку косточек с мясом специально наложили. Ужинали весело, напились быстро, но не крепко: в голове сохранялась веселая праздничная свежесть, новизна всего происходящего, и ничто не способно было омрачить праздник, пока не появился он.