Critical Strike - [3]
Когда тотем барахлил и все мои махинации с антенной никак не помогали улучшить связь с миром духов, Александр крепким ударом кулака возвращал нормальное изображение, и все сразу понимали, кто тут в племени главный.
Ящик смотрел телевизор чаще всех остальных. Мимики при этом у него на лице не было почти никакой: убивали там или целовались, давали деньги или отбирали – Ящик спокойно переносил любой факт, перед которым его ставил тотем. Трудно сказать, были ли у него любимые передачи, но сам по себе тотем ему вроде бы нравился. Он даже порой сидел перед ним с клиентом и поглядывал на экран в перерывах между работой.
Боря любил дешевые ток-шоу и латышские сериалы, но никому в этом не сознавался. Боря вообще смотрел тотем как бы исподтишка, сидя на маленьком стульчике, присматривался, прислушивался. Чаще из дверного проема смотрел, из коридора. Смотрел то, что смотрели все остальные, и никогда не переключал канал по собственной инициативе. Один раз я видел, как ночью он любовался прелестными обнаженными нимфами. Это было как-то на выходных – я допоздна возился с дневником сумасшедшего Джимми, Александр уехал к новой подруге, Ящик запил с каким-то дружественным племенем, да так сильно запил, что даже по телефону от него чувствовался стойкий запах огненной воды, и Боря сидел у тотема один. Когда я вошел в главную комнату, он тут же переключил канал.
– Скажи, Степа, – быстро заговорил он. – Я все не могу понять, какое место в иерархии духов занимает верховный президент Затлерс? Если он самый главный из них, то почему так редко говорит по тотему и всегда только в общих чертах?
Надо признать, я никогда особо не интересовался телевизором, и в мифологии на первых порах ориентировался слабо. Пока мы жили в маленькой комнатушке вдвоем с Серафимом, я главным образом изучал астральную сторону Интернета и с политикой старался не связываться.
– Знаешь, ничего страшного нет в том, что ты наблюдал за нимфами, – сонно ответил я и пошел дальше по коридору. Долго курил трубку на кухне, а потом прибежал Серафим и попросил с ним поиграться: принес свою резиновую погрызушку, фигурку морского змея, которая осталась от сумасшедшего Джимми. Вождь сам отдал ее Серафиму: сказал, так наше старое и новое тотемные животные смогут соединиться.
Каждый вечер я внимал тотему, и каждую ночь я снимал порчу с латвийской экономики, – писал в своем дневнике сумасшедший Джимми. – Долгое время я ошибочно предполагал, что некий могущественный злой маг или, что хуже, некая духовная сущность упорно продолжают создавать свои проклятия, сводя к нулю все мои усилия. Но чем дальше, тем больше я убеждаюсь в ином: на латвийской экономике нет никакой порчи, проблема тут совершенно иного генеза. Достал несколько книг по экзорцизму. Предполагаю, в нее мог вселиться бес.
Ближе к Новому году Александр обновил тотем: купил новый телевизор. Старый мы переставили в шкаф, где раньше хранился труп Джимми. На новом тотеме можно было смотреть сорок каналов и был пульт управления, но все осталось по-прежнему: кабельное телевидение мы так и не подключили, барахлил он так же часто и духов показывал тех же. Лица духов к Новому году сделались еще печальнее, и все чаще они упоминали черные магические слова: “дефицит бюджета”, “безработица”, “инфляция” и самое страшное – “кризис”.
Труп трип
Новый год я почувствовал вначале очень косвенно: сначала Александр этот тотем новый принес, потом учеба закончилась, объявили каникулы, потом Рождество было. Племя больше времени проводило дома – кроме разве что Бори: у него начались предновогодние концерты, и он каждый вечер куда-то уезжал со скрипкой или с гитарой. Даже Ящик иногда улыбался и немного веселее стал; его подружка, Элли, сидела у него почти каждый вечер.
– Когда же дерево будет? – поинтересовался как-то раз Александр. – Пора бы уже: двадцать восьмое. Через три дня Новый год.
Вот тут приближение Нового года коснулось меня уже не косвенно, а совершенно напрямую. Я позвонил отцу, поговорил с ним и выяснил, что устанавливать новогоднее дерево – это обязанность шамана и подойти к этому вопросу надо очень ответственно: срубить, найти подходящее место в доме, украсить.
На поиски новогоднего дерева я отправился вдвоем с Серафимом. На всякий случай перед путешествием достал из-под кровати сумасшедшего Джимми и рассказал ему о том, что мне предстоит сделать, попросил помочь, насколько это возможно. Из кармана обгорелых джинсов Джимми в ответ на мою просьбу вывалилось несколько сушеных грибов, которые я незамедлительно съел.
До леса я, к сожалению, так и не дошел. Выпускал пару раз Серафима, но тот наотрез отказывался показать дорогу и все просился обратно за пазуху.
Мир расплывался передо мной чередой разноцветных огней. Светофоры терялись среди фонарей, звездочек и нарядных блестящих елок; выбирая путь, я доверял только собственной интуиции; пришлось даже снять очки, чтобы энергоинформационные потоки были лучше видны.
Потом Серафим заговорил голосом сумасшедшего Джимми.
Я никогда не слышал его голоса, но мог бы трижды поклясться перед тотемом, что это был именно сумасшедший Джимми: хрипловатый, немного визгливый и совершенно не свойственный Серафиму был голос. Серафим вообще, если разобраться, никогда не разговаривал.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.