Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания - [59]
Сезоны тоже играют важную роль. Определенный сезон может быть оптимальным для откладывания яиц или вылупления. Это определяет график в пределах года: возможно, спариваться лучше всего весной или зимой. Тогда возникает вопрос: сколько лет подряд нужно размножаться? Поначалу кажется очевидным, что его стоит оставить открытым — что уж пару лет-то вы еще проживете. Вы могли бы их прожить. Зачем немедленно гибнуть? Но здесь снова вступает в действие рассуждение Уильямса, а также необходимость рассматривать подобные вопросы эволюции с учетом множества особей и многих поколений. Теоретически вам бы хотелось жить и размножаться вечно — по крайней мере с эволюционной точки зрения. Но кто оставит больше потомства — организм, который растрачивает все ресурсы за единственный сезон размножения, или конкурирующий вид, который меньше тратит в настоящем, надеясь снова дать потомство в будущем? Если вы экономите ресурсы сейчас с целью сберечь их «на потом», это вредно для тех животных, у которых мало шансов дожить до следующего сезона размножения. В подобном случае лучше вложить всё в единственный брачный сезон, использовать все преимущества, которыми вы располагаете сейчас, даже ценой выхода из строя после того, как сезон закончен.
Эволюция может наделять виды как долгой жизнью, так и мимолетной. Среди животных 200-летний морской окунь и каракатица — крайние случаи, человек находится где-то посредине. И человек, и окунь созревают достаточно медленно и размножаются на протяжении многих лет, но окунь живет дольше. Это колючая, ядовитая тварь, которую никто не ест. Каракатица, напротив, быстро вырастает и достигает половой зрелости, спаривается в течение одного сезона, а затем распадается в прах.
Продолжительность жизни различных животных обусловлена их риском гибели от внешних причин, скоростью, с которой они достигают половозрелого возраста, и другими особенностями их образа жизни и среды обитания. Вот почему мы можем дожить до ста лет, невзрачная рыба — до двухсот, сосна может прожить от Иоанна Крестителя до наших дней, а гигантская каракатица — со всем ее буйством красок и дружелюбным любопытством — рождается и умирает за пару лет.
Все это, по-моему, проливает свет на вопрос, как у головоногих появилось столь необычное сочетание признаков. У древних головоногих были внешние защитные раковины, которые они таскали на себе, странствуя в океанах. Затем раковины были утрачены[181]. Это повлекло за собой ряд тесно взаимосвязанных последствий. Во-первых, тела головоногих обрели свои диковинные неограниченные возможности. Предельный случай — осьминог, в организме которого почти нет твердых частей и тело которого вместо костей пронизывают нейроны. В главе 2 я предполагал, что эта безграничность, это море возможностей в поведении сыграло решающую роль в эволюции их сложной нервной системы. Не следует понимать это так, что сама по себе утеря раковины создала давление отбора, которое привело к появлению подобной нервной системы. Скорее возникла положительная обратная связь. Возможности, заложенные в анатомии тела, создают возможность появления более тонкой настройки управления поведением. А как только нервная система укрупняется, ее можно использовать для дальнейшего расширения возможностей тела — объединить сенсоры на щупальцах, создав механизм смены окраски и кожного зрения.
Утрата раковины имела и другое последствие: она сделала животных более уязвимыми для хищников, особенно быстроходных рыб, обладающих скелетом, зубами и хорошим зрением. Эволюция двинулась в сторону развития уловок и камуфляжа.
Но если эти трюки хоть раз не сработают, животное не спасется. Осьминог не может рассчитывать на долгую жизнь, особенно с учетом того, что он сам хищник и должен вести активный образ жизни. Он не может просто сидеть в норе и ждать, пока подползет еда. Ему нужно передвигаться с место на место, а на открытом пространстве он беззащитен. Уязвимость делает его идеальной моделью для эффекта Медавара — Уильямса, сокращающего естественную продолжительность жизни; у головоногого она обусловлена постоянным риском не дожить до завтрашнего дня. В результате сложилось это необычное сочетание высокоразвитой нервной системы и чрезвычайно короткой жизни. Обширная нервная система у них развилась благодаря возможностям строения тела и необходимости одновременно охотиться и самим избегать хищников; жизнь их коротка потому, что обусловлена их уязвимостью. Сочетание, казавшееся парадоксальным, обретает логику.
Эту картину подкрепляет недавнее открытие исключения из общей закономерности жизни головоногих — исключения, подтверждающего правило. То, что я говорил об осьминогах, касается в основном мелководных видов, обитающих среди рифов и у побережья. О тех, которые живут в настоящих морских глубинах, известно гораздо меньше. Институт океанологии в бухте Монтерей, Калифорния (Monterey Bay Aquarium Research Institute, MBARI), проводит исследования глубоководной среды с помощью телеуправляемых подводных аппаратов, оснащенных видеокамерами. В 2007 году они обследовали выход скальной породы на глубине около мили, возле побережья Центральной Калифорнии
Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.
Нильс Бор — одна из ключевых фигур квантовой революции, охватившей науку в XX веке. Его модель атома предполагала трансформацию пределов знания, она вытеснила механистическую модель классической физики. Этот выдающийся сторонник новой теории защищал ее самые глубокие физические и философские следствия от скептиков вроде Альберта Эйнштейна. Он превратил родной Копенгаген в мировой центр теоретической физики, хотя с приходом к власти нацистов был вынужден покинуть Данию и обосноваться в США. В конце войны Бор активно выступал за разоружение, за интернационализацию науки и мирное использование ядерной энергии.
Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.
«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.
Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.
Эта книга – синтез эволюционных идей. И тех, которыми могут гордиться ученые XIX века, в том числе Чарлз Дарвин, и тех, что были изложены в современности исследователями общества и культуры. Автор дает подробный и беспримерный по детализации обзор естественнонаучных и религиозных представлений, которые господствовали в просвещенном мире до того, как теория Дарвина заняла свое место в научной картине. Он также описывает драматичные сдвиги, имевшие место в период становления нового мировоззрения, и всесторонне анализирует его влияние на то, как мы рассуждаем сегодня. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
В. С. Рамачандран — всемирно известный невролог, психолог, доктор медицины, доктор философии, директор Исследовательского центра высшей нервной деятельности, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Диего. В своей книге «Фантомы мозга» автор рассказывает, как работа с пациентами, страдающими неврологическими нарушениями причудливого характера, позволила ему увидеть в новом свете архитектуру нашего мозга и ответить на многие вопросы: кто мы такие, как конструируем образ своего тела, почему смеемся и огорчаемся, как мы обманываем сами себя и мечтаем, что толкает нас философствовать, учиться, творить…