Чужая весна - [15]

Шрифт
Интервал

Принца принцесса ждет:
Беленького лебеденка
Первый робкий полет.
Музыка уводила
В сказочную страну.
В крыльях томилась сила,
Сила влекла в вышину.
Музыка расстилала
Лунного озера гладь.
Ах, одного желала  —
Крыльям свободу дать.
Но терпеливо, часами
Грустной училась игре:
Как расставаться с мечтами,
Как умирать на заре.
Так сохранилась на снимке
Ты в лебединых мечтах,
В нежной тюлевой дымке,
С грустью недетской в глазах.

IV. «Разные шалости были…»

Разные шалости были.
Как-то твои башмачки
Будто сами уплыли
В озеро, за тростники.
Плавно их волны качали
В солнечном серебре.
Дети на пляже кричали,
Радуясь новой игре.
Ты же была, как в горячке:
— Если б мне росту с вершок,
Не испугалась бы качки,
Села б сама в башмачок.
Но не пришлось малютке,
Крепко держась за края,
В утлой качаться каютке —
Выплыла шалость твоя.
Выговор был и слезы,
Крупных слез ручейки.
…Сохли в саду под березой
Пойманные башмачки.

V. «Разные были проказы…»

Разные были проказы.
В сердце остался след:
Девочки черноглазой
Тоненький силуэт.
Выросла стройною, гибкой
Маленькая егоза.
Лучшая в мире улыбка,
Солнечные глаза.
Бабочками ресницы,
Темные волны волос…
Маленькой танцовщицы
Чуть капитан не увез.
Как же, такая приманка,
Невидаль южных стран  —
На корабле обезьянка,
Лучше, чем сам капитан.
Странные кушанья с перцем,
Черный слуга у стола…
Но не поладила с сердцем,
Сердце не отдала.
— Нет, подождем немного,
Прочь морщинку со лба.
Будет большая дорога,
Это еще не судьба.

VI. «Скалы и пальмы на сцене…»

Скалы и пальмы на сцене,
В маске таинственный враг,
А за кулисой — ступени,
Сумрак и пыльный сквозняк.
С бьющимся сердцем сбежала
Ты после танца вниз.
Гостьи пришли из зала
В дебри твоих кулис.
Как не блеснуть перед ними
Важностью взрослой своей,
Не рассказать о гриме,
Тайне ресниц и бровей,
Не показать им двери,
Где — «воспрещается вход»  —
Тот, кто актрисе Мэри
Нежные песни поет.
Ах, он поет, как в сказке,
Но для другой, для другой,
В красной своей полумаске
Странный восточный герой.
Пальмы шумели листами
Веером вея сквозным.
Над золотыми песками
Счастье клубилось, как дым.
Стала ты бредить отныне
Знойною ширью песков.
…Голос далекой пустыни,
Рока невнятный зов.

VII. «Легкой птицей порхает…»

Легкой птицей порхает,
Звонкою птицей поет.
…Тенью по саду блуждает
Вот уж который год.
Было весеннее лето:
Солнце, сиреневый сад
И от купанья и света
Детски-сияющий взгляд.
Сборы в дорогу были
Быстры и коротки.
Розами пол покрыли
Кинутые лоскутки.
Платье на кресле висело,
Снятое с плеч тобой,
Как бездыханное тело,
Брошенное душой.
Тускло солнце разлуки,
Дом опустевший тих.
Только в памяти звуки
Песенок звонких твоих.

VIII.«— Словно приданое шили…»

— Словно приданое шили, —
Ты мне писала потом.
Дни в суете проходили,
Ночи в волненье немом.
Душно в квартире летом
В сумерках городских.
Только перед рассветом
Стук машинки затих.
Знаю, в стекле овальном
Из полумглы возник
В палевом платье бальном
Твой зеркальный двойник.
И в восхищенье портниха,
В складках расправив атлас,
Молвила, ахнув тихо:
— Кто же достоин вас!
Все к отъезду готово,
Заперт с приданым сундук.
В рубке у рулевого
Путь указан на юг.
Перед дорогой длинной
Вдруг защемила тоска.
Знаю, остался в гостиной
Смятый комочек платка.

IX. «Ты мне прислала в конверте…»

Ты мне прислала в конверте
С юга завядший цветок.
Разве подумать о смерти,
Благоуханный, он мог?
Юность живет, мечтая,
Ей ли испытывать страх!
Кружится пыль золотая
В нетерпеливых глазах,
Радостно носится стая
В солнечных облаках.
Кто сосчитает на свете,
Много ль счастливых минут…
Сердцем доверчивы дети
Счастья огромного ждут.

X. «Счастье тебя обмануло…»

Счастье тебя обмануло.
Счастье лишь раз, тайком
В сердце твое пахнуло
Розовым ветерком.
Все изменилось в мире
Радужное забытье.
Выросло глубже и шире
Робкое сердце твое.
Море шумело у мола:
Счастье навеки дано!..
Ветер врывался веселый
С набережной в окно.
В темной лиственной чаще
Ветра теряется след,
Только с ветки дрожащей
Нежный осыпался цвет
Прячась за радужной дымкой
И повинуясь судьбе,
Крадучись, невидимкой
Горе вошло к тебе.
Море, как Шехерезада,
Длинный вело рассказ.
Тысячной сказкой надо
Страшный отсрочить приказ.
Тысяча первою сказкой
В гавани пела труба,
И торопила с развязкой
Нетерпеливо судьба.

XI. «Маленькая танцовщица…»

Маленькая танцовщица
В душном ночном кабачке.
Мечется в клетке птица,
Бьется в испуге, в тоске.
Тонкие детские руки
Подняты над головой.
Тусклая дымка скуки
Взгляд затенила живой.
Север…Как это далеко!
Гости зовут к столу.
Дикую песню востока
Кто-то поет в углу.
Резко звенят стаканы.
Слезы, как звезды, сквозь тьму.
Северные туманы
Тают в табачном дыму.
Тихая белая птица
Выпорхнула в окно.
Маленькая танцовщица,
В доме твоем темно.

_____________

Воздух горячий и синий,
Жесткий библейский песок,
Маленький холмик в пустыне
И одинокий венок.
1938–1939

II. Бурелом

У окна

Ночная птица в зарослях выводит
Короткие спадающие гаммы.
Пастельный месяц из-за клена всходит.
Мир заключен в оконный вырез рамы.
…На полюсе справляют новоселье
Зимовщики на плавающей льдине.
Туристы с корабельного похмелья
Бредут гурьбою к праздничной витрине.
От канонад в Мадриде на соборе
Обрушился карниз витиеватый.
И черная гроза готовит вскоре
Огромные громoвые раскаты.
А тут все то же: зелень, глушь, прохлада…
Замолкла птица, друга не найдя.

Еще от автора Вера Сергеевна Булич
Бурелом

В центре внимания третьего сборника «Бурелом» (Хельсинки, 1947) внутренний мир поэта, чье душевное спокойствие нарушено вторжением вероломной войны. Новое звучание обретает мотив любви к покинутой родине. Теперь это солидарность с ней в годину испытаний, восхищение силой духа народа, победившего фашизм.


Ветви

Четвертая книга стихов «Ветви» (Париж, 1954) вышла незадолго до смерти Веры Булич. Настроение обреченности неизлечимо больного художника смягчено в сборник ощущением радости от сознания, что жизнь после ухода в иной мир не кончается.Лейтмотив всего, что Булич успела сделать, оставшись, подобно другим «изгнанникам судьбы», безо всякой духовной опоры и материальной поддержки, можно определить как «верность памяти слуха, крови и сердца». «Память слуха» не позволяла изменить родному языку, русской культуре.


Рекомендуем почитать
Локусы и фокусы современной литературы

Как Борхес убил автора? Какие книги читала Татьяна Ларина? За что Балда убил попа? Почему супергерои всегда скрываются? Ответы на эти и другие вопросы находятся под обложкой книги известного луганского культуролога Нины Ищенко. Статье хронотуристами по культурной карте этой книги! Читайте, исследуйте, создавайте собственные литературные миры!



Игра престолов: прочтение смыслов

Бестселлер Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени» и снятый по его мотивам сериал «Игра престолов» давно стали культовыми во всем мире. Российские учёные, используя данные современной науки, перекидывают мост между сказочными пространствами и реальным миром, ищут исторические аналогии изображаемым в сериале событиям и, кажется, вплотную приближаются к тому, чтобы объяснить феномен небывалой популярности этого произведения.


Предисловие к книге Операция «Венера» Корнблат Сирил М., Пол Фредерик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дуэль с царем

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2000, № 6. Проблема, которой посвящен очерк Игоря Ефимова, не впервые возникает в литературе о гибели Пушкина. Содержание пасквильного “диплома” прозрачно намекало на амурный интерес царя к Наталье Николаевне. Письма Пушкина жене свидетельствуют о том, что он сознавал смертельную опасность подобной ситуации.


Фредерик Пол, торговец космосом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голое небо

Стихи безвременно ушедшего Николая Михайловича Максимова (1903–1928) продолжают акмеистическую линию русской поэзии Серебряного века.Очередная книга серии включает в полном объеме единственный сборник поэта «Стихи» (Л., 1929) и малотиражную (100 экз.) книгу «Памяти Н. М. Максимова» (Л., 1932).Орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами современного русского языка.


Невидимая птица

Лидия Давыдовна Червинская (1906, по др. сведениям 1907-1988) была, наряду с Анатолием Штейгером, яркой представительницей «парижской ноты» в эмигрантской поэзии. Ей удалось очень тонко, пронзительно и честно передать атмосферу русского Монпарнаса, трагическое мироощущение «незамеченного поколения».В настоящее издание в полном объеме вошли все три  прижизненных сборника стихов Л. Червинской («Приближения», 1934; «Рассветы», 1937; «Двенадцать месяцев» 1956), проза, заметки и рецензии, а также многочисленные отзывы современников о ее творчестве.Примечания:1.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Пленная воля

Сергей Львович Рафалович (1875–1944) опубликовал за свою жизнь столько книг, прежде всего поэтических, что всякий раз пишущие о нем критики и мемуаристы путались, начиная вести хронологический отсчет.По справедливому замечанию М. Л. Гаспарова. Рафалович был «автором стихов, уверенно поспевавших за модой». В самом деле, испытывая близость к поэтам-символистам, он охотно печатался рядом с акмеистами, писал интересные статьи о русском футуризме. Тем не менее, несмотря на обилие поэтической продукции, из которой можно отобрать сборник хороших, тонких, мастерски исполненных вещей, Рафалович не вошел практически ни в одну антологию Серебряного века и Русского Зарубежья.