Чужая шкура - [97]

Шрифт
Интервал

Половина первого. Для эффектного финала мне осталось лишь принять сан. В парадном зале «Плаза-Атеней» собрался весь цвет литературы, и именитые писатели расталкивают друг друга, чтобы на фотографии оказаться как можно ближе к Бернару Пиво. Лица у организаторов вытягиваются, как только я называю свою фамилию. Они явно меня не ждали. Я ведь не отвечал на их послания, и они, наверно, уже избрали другого кардинала вместо меня. Не решаясь отослать меня ни с чем, они вызывают распорядителя Жана-Пьера Тюиля, который тут же появляется, взвинченный до предела, но очень любезный, и жмет мне руку с ослепительной и чуть беспокойной улыбкой.

— Фредерик, рад вас видеть! Но вы же к нам не собирались, — напоминает он, понизив голос на три тона.

Я объясняю, что был нездоров, но теперь мне лучше.

— Досадно, — вздохнул он, покусывая ноготь. — Ну ничего, мы все уладим.

И хлопает в ладоши, загоняя своих подопечных в банкетный зал. Последовавшая за этим суматоха рождает во мне странную ностальгию. Льстецы ловят мой взгляд, злопамятные отворачиваются от меня, и все они напоминают мне, что это мое последнее появление на публике. Я не жалею о преимуществах, отныне потерянных, о привычках, с которыми решил по кончить. Но сейчас-то я понимаю, что мог немало позабавиться, когда был Фредериком, и напрасно я отравлял себе радость жизни, принимая роль, которую мне отвели, так близко к сердцу. Во имя Литературы — интересно, что это? — я только и делал, что обличал фальшивые ценности, ругал всех подряд, выжигал сорняки, но сам почти ничего не вырастил. Сколько начинающих писателей обязаны мне своим успехом по сравнению с теми, кого я низверг с пьедестала? В конечном счете, «пиком» моей карьеры так и останется Гийом Пейроль, а что я сделал? Из-под палки похвалил весьма посредственный роман, прочтя не более десяти страниц. В результате эти мои незаслуженные похвалы сослужат ему плохую службу: он возомнит о себе бог знает что, поверит в собственную гениальность и постарается повторить прежний успех, но его очень быстро поставят на место; он будет кричать, что все это козни завистников, а на него плюнут и разотрут, и конечно, он уже никогда не напишет ничего стоящего, а мог бы, если бы страдал в одиночестве, в безвестности, и не встретил меня на своем пути. Я усмехаюсь, хоть это совсем не смешно. Мне так и не удалось стать настоящим циником. С другой стороны, лишь осознание вины может хоть немного облегчить ее груз.

Мне поставили дополнительный куверт, а владелец виноградника как раз решил проинформировать нас о том, что революционная идея высаживать лозы рядами и таким образом упростить сбор урожая принадлежит папе-виноделу Клименту V. Все мы рукоплещем с набитыми ртами. Его речь занимательна, но нам как раз подали горячие закуски. Правда, официанты, словно их кто-то подгоняет, уже начали убирать со столов, и пока мы пропускаем стаканчик-другой, на сцене появляется бородатый тенор и затягивает какой-то мрачный романс.

Чтобы поддержать нас в тонусе, неподражаемый Жан-Пьер Тюиль шныряет с микрофоном между столиками и выспрашивает у разгоряченных гостей, все ли в порядке, прекрасна ли жизнь и пьянит ли вино, восторженно изрекая, что волшебная бутылка роднит литературу с религией, а он страшно рад представить нам Леклезио[54], который почти не выходит в свет и теперь натужно улыбается в микрофон, пытаясь незаметно проглотить кусок баклажана. Бородач заканчивает свое выступление со слезами на глазах, и его быстренько убирают, чтобы вручить Бернару Пиво папский жезл. Поскольку понтифик обещает быть кратким, Тюиль, боясь, как бы не случилось пауз, собирает кардиналов у сервировочного столика и шепчет: «Приготовьтесь!» Во время оваций он вежливо отодвигает нас назад, потом подталкивает в свет прожекторов и жестом просит у присутствующих тишины.

— А вот и кардиналы! Они были выбраны профессиональным жюри виноделов, и этих столпов нашей словесности четверо, вот только Франсуа Нурисье[55] просил его извинить: неотложные дела не дают ему вернуться в Париж.

Зал почтил аплодисментами самого Нурисье и то, что ему хватило мудрости не прийти.

— Справа от меня всем вам известный Ив Берже, знаменитый издатель и в то же время писатель, певец бескрайних просторов. Слева Анджело Ринальди, грозный критик, не менее утонченный беллетрист, превосходный стилист. И, наконец, у меня за спиной, вот я пропускаю его вперед, тоже знаменитый литературный критик Фредерик Ланберг, известный не только своим острым языком, но и… — Он запнулся, быстренько сверился с карточкой и, убедившись, что больше мне похвастаться нечем, заключил: —…и борзым пером! Что ж, еще раз браво, приятного аппетита, но вы не расходитесь, сейчас девушки принесут кардиналам подарочные бутылки вина, и будем фотографироваться для семейного альбома!

Под прицельным огнем фотовспышек певец бескрайних просторов приобнял за плечи превосходного стилиста и борзое перо. Чуть поближе, Ив, улыбочку, Анджело, и вы, третий, смотрите на меня, пжалста.

— Ты как, старик, ничего? — подивился моему непривычно беспечному виду Берже.

Я заверил, что ничего. Нарушая традицию, он ни слова не сказал ни о своих авторах, ни о своей собственной книге. Нужную информацию он добывает первым и, конечно, уже знает, что моя должность освобождается, а значит, нет смысла что-либо мне продавать.


Еще от автора Дидье ван Ковелер
Прошлой ночью в XV веке

Первосортный психологический, любовный и мистический роман, с хорошим чувством юмора балансирующий на грани реальности, основанный как на исторических фактах, так и на материалах исследований паранормальных явлений… История рядового налогового инспектора, попавшего в изрядную передрягу, с явным участием темных — или светлых? — сил. При банальной проверке владельцев замка, подозреваемых в махинациях с налогами, силою обстоятельств далеко не героический герой оказывается втянут в историю любви шестисотлетней давности, которая через Мир желаний и иллюзий уводит его то ли в далекое прошлое, то ли в глубины собственного подсознания? — как всегда у ван Ковеларта, захватывающая интрига гарантирована вплоть до самой последней страницы, а кроме того: масса полезнейшей информации по вопросам борьбы как с демонами «внешними», так и с внутренними «тараканами».* Перевод с французского Ирины Волевич книги «Didier van Cauwelaert.


Вне себя

Дидье ван Ковеларт (р. 1960) — один из самых читаемых в мире современных французских писателей (известный в России как «ван Ковелер»), лауреат множества литературных премий, в том числе Гонкуровской, а также драматург, сценарист и режиссер. Его романы экранизируются, переводятся на двадцать с лишним языков, и с каждой новой книгой армия его поклонников по всему миру неизменно растет.«Погрузиться в роман этого автора — редкое удовольствие. Тонкий знаток жизни, он с легкостью превращает повседневность в волшебную сказку».


Принцип Полины

Однажды писатель Куинси покупает на букинистическом развале свой дебютный роман, написанный много лет назад. Он открывает книгу и видит там посвящение — Полине и Максу. И Куинси замирает: эти двое были целой эпохой в его судьбе, по сути, они были его жизнью. Сколько же лет утекло. Он только-только издал свою первую книгу. Полина была студенткой. А Макс… Макс сидел за решеткой — в тюрьме, где Куинси и предложили провести первые в его жизни литературные чтения и куда так желала проникнуть Полина. В тот день их судьба была решена — они стали продолжением друг друга.


Папа из пробирки

Необычная история, рассказанная в романе Дидье ван Ковеларта, посвящена судьбе «ребенка из пробирки». Франсуа, бизнесмен с железной хваткой, ворочающий миллиардами, но всегда остающийся в тени, под влиянием случайного стечения обстоятельств решает выступить в роли донора и помочь Симону, скромному продавцу игрушек из провинциального универмага, и его жене Адриенне стать родителями. Он не предвидит, как далеко заведет их всех эта минутная прихоть…Дидье ван Ковеларт (родился в 1960 г.) — один из крупнейших французских писателей современности.


Конец света наступит в четверг

Внимание! Это Обязательные восьмичасовые новости! Всем совершеннолетним гражданам настроиться на государственную информационную программу! Исчез знаменитый ученый, член Академии наук профессор Леонард Пиктон. Создатель мозговых чипов и первооткрыватель недифференцированной антиматерии вышел сегодня на прогулку и не вернулся домой. Рассматриваются все версии: амнезия, несчастный случай, похищение…»Томасу Дримму еще нет тринадцати, так что он может отвернуться от телеэкрана – штраф ему не грозит. К тому же мальчишка прекрасно знает, где искать профессора Пиктона, ведь он и есть невольный виновник его исчезновения.


Война с деревьями начнется тринадцатого

Планету охватила загадочная эпидемия: растения начали распространять вирус, опасный только для людей. Угрозу может таить и тенистая липа во дворе, и букет цветов, и помидор в салате… Армия спешно уничтожает леса, всем в обязательном порядке делают прививки – но от болезни не спасут ни вакцины, ни огнеметы, и знает об этом только один обычный подросток по имени Томас Дримм. Почти обычный.Томас однажды уже предотвратил конец света – и тут же невольно обрек человечество на новую опасность, оказавшись в центре чужих интриг.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Шестьдесят рассказов

Рассказы Дино Буццати.Они связаны не столько сюжетно, сколько концептуально.Их сравнивают с творениями Борхеса и Кортасара. Кафки, Эдгара По и Амброза Бирса.Они балансируют на грани магического и мистического реализма, притчи, литературной сказки и даже интеллектуальной фантастики.Стиль этих жемчужин «малой прозы» скуп, лаконичен и, казалось бы, равнодушен, но именно благодаря этому приему Буццати удастся подчеркнуть необычность сюжетов и вызвать у читателя мощный — зачастую на грани шока — эмоциональный отклик.


Сенсация

Ироническая фантасмагория, сравнимая с произведениями Гоголя и Салтыкова-Щедрина, но на чисто британском материале.Что вытворяет Ивлин Во в этом небольшом романе со штампами «колониальной прозы», прозы антивоенной и прозы «сельской» — описать невозможно, для этого цитировать бы пришлось всю книгу.Итак, произошла маленькая и смешная в общем-то ошибка: скромного корреспондента провинциальной газетки отправили вместо его однофамильца в некую охваченную войной африканскую страну освещать боевые действия.


Взлётно-посадочная полоса ноль-восемь

«Взлетно-посадочная полоса ноль-восемь» — одно из ранних произведений Артура Хейли. Роман написан в соавторстве с Джоном Кэслом и посвящен тяжелой работе пилотов, во время которой нередко возникают экстремальные, полные драматизма ситуации.


Жизнь взаймы

«Жизнь взаймы» — это жизнь, которую герои отвоевывают у смерти. Когда терять уже нечего, когда один стоит на краю гибели, так эту жизнь и не узнав, а другому эта треклятая жизнь стала невыносима. И как всегда у Ремарка, только любовь и дружба остаются незыблемыми. Только в них можно найти точку опоры. По роману «Жизнь взаймы» был снят фильм с легендарным Аль Пачино.