Чумные ночи - [204]

Все знали, что Командующий Камиль с самого начала придавал этому вопросу большое значение, присутствовал на всех заседаниях топонимической комиссии и каждый раз зачитывал ее членам собственные варианты, записанные на листе бумаги его четким, аккуратным почерком. Некоторые из предложенных им названий, звучание которых исполнено поэзии, за тридцать пять дней успели полюбиться народу. Используются они и по сей день, сто шестнадцать лет спустя, и никогда не будут забыты арказцами, как, например, улица Колодца Карликов, улица Слепого Кадия, улица Спящего Льва, улица Косоглазой Кошки. Однако после смерти Командующего, когда эпидемия разбушевалась с невиданной прежде силой, работа над этим грандиозным проектом была прервана, хотя на его завершении и настаивали работники почтамта.

Первый же спор на эту тему показал Пакизе-султан, что глава Надзорного министерства – крепкий орешек.

– Не будьте так мягкотелы с этим противным типом! – сказала королева мужу, когда они остались наедине.

– Мы здесь для того, чтобы остановить эпидемию, – ответил премьер-министр. – А политическими делами предоставим заниматься ему.

Прочтя письма Пакизе-султан, вы убедитесь в том, что политическая интуиция у дочери Мурада V и племянницы Абдул-Хамида II была развита куда лучше, чем у ее легкомысленного отца, который, будучи наследником престола, ни с того ни с сего вступил в масонскую ложу, или же супруга, чьей единственной характеристикой в политическом смысле была «мягкость».

Каждый день королева и ее муж садились в бронированное ландо и совершали поездку по опустевшим улицам Арказа. Пакизе-султан очень любила эти прогулки, с первого же дня на мингерском престоле вошедшие у нее в привычку, и одновременно воспринимала их как свою обязанность, поскольку считала необходимым проверять, как соблюдаются карантинные запреты. В письмах сестре она писала, что ее завораживает зрелище пустых улиц, площадей и мостов Арказа.

Пакизе-султан вспоминалось то чувство, которое вызывал у нее вид запретного для всех сада дворца Чыраган. Теперь, когда она смотрела на совершенно пустую площадь Хрисополитиссы, ей казалось, что время повернуло вспять. А когда ландо проезжало по безлюдной набережной, мимо лодочных причалов, ее одолевали мрачные мысли о том, что к острову никогда больше не подойдет ни один корабль. На окраине города, рядом с заброшенной каменоломней в квартале Таш-Мадени, среди пустырей и развалин, ей стало не по себе – можно даже сказать, что она впервые испугалась. На одной из пустых улиц Татлысу королева увидела плачущую девочку лет пяти и чуть было не выскочила из ландо, да муж остановил, и тогда она расплакалась сама.

Впечатления от этих первых поездок сочетались в письмах Пакизе-султан с радостью оттого, что горожане строго соблюдали запрет и не выходили на улицу. Единственным исключением в первые три дня стала попытка группы дервишей Рифаи (их текке было превращено в больницу, но часть дервишей продолжала жить в своих кельях) добежать до мечети Слепого Мехмеда-паши, чтобы совершить там намаз. Мазхар-эфенди узнал об этом от своих осведомителей и отправил к мечети охранников, которые скрутили истово верующих дервишей в колоритных одеждах розовато-лилового цвета и препроводили их в изолятор.

Для того чтобы читатель понял, какая страшная ситуация сложилась в городе, мы хотим рассказать о том, что творилось 30 августа, через три дня после провозглашения Пакизе-султан королевой, в больнице «Хамидийе» и соседних с ней текке Рифаи и Кадирлер (официально больницами их не называли). По нашим подсчетам, там находилось около ста семидесяти пяти пациентов. Вокруг главных зданий стояли шатры, но больных размещали и на разложенных под открытым небом постелях – на расстоянии около метра, а то и меньше, друг от друга. Лечение, которое они тут получали, заключалось лишь в том, что врачи и санитары в белых передниках делали им жаропонижающие уколы и торопливо вскрывали бубоны ланцетом. Эти процедуры на самом деле даже не продлевали пациентам жизнь.

Доктор Нури не раз рассказывал жене о героических, но во многом тщетных усилиях врачей: на каждого медика приходилось по сорок – пятьдесят больных, и нужно было обойти их всех, совершая одни и те же «лечебные» процедуры и одновременно пытаясь уберечься от заразы, ведь пациенты постоянно чихали, кашляли и исходили рвотой.

По контрасту с пустыми улицами сад больницы «Хамидийе», переполненный людьми в разноцветных одеждах, лежащими на зеленой траве и вытоптанной желтой земле, ужасал королеву: казалось, что наступило светопреставление. Умерших в больнице забирали покойницкие телеги.

Через пять дней после запрета выходить на улицу впервые было отмечено значительное снижение смертности (тридцать девять случаев). Как же рада была королева Пакизе услышать об этом!

На следующий день бронированное ландо привезло королеву и премьер-министра во Флизвос. Многие состоятельные люди, жившие здесь до эпидемии, оставили свои дома на попечение слуг, и теперь там обретались либо деревенские родственники «сторожей», либо те, у кого имелись деньги, чтобы им заплатить, или оружие, чтобы их напугать. Если бы на улицах победнее королева не замечала жильцов, наблюдающих за ними из окон вторых этажей, детей, в одиночестве играющих за садовыми оградами, и собак, весело, как в былые времена, бегущих вслед за ландо, она вполне могла бы подумать, что в этом квартале никого уже не осталось.