Чумазый Федотик - [20]
Тогда хозяин негромко приказал:
— Голос.
И Атос ответил:
— Гав! Гав! Гав! — да так громко, что Вася прикрыл уши ладошками.
И Вася решил стать Атосом. Но не знал еще Вася, как это трудно. Труднее, чем поросенком. Труднее, чем ребенком.
Хозяин сказал:
— Пора спать, Атос. На место!
И Атос ушел в коридор, и лег на подстилку, и свернулся клубком, и уснул. Даже с гостями Атос не попрощался.
— Ах, какой послушный пес! — говорила мама дорогой. — Если бы Вася был таким!
Пришли домой, разделись, умылись, и папа сказал:
— Пора, Вася, спать. На место!
И Вася залез в кровать, и свернулся клубком, и уснул.
Утром Васю разбудили, Вася хотел зареветь, но вспомнил, что он — пес Атос, и не заревел.
Сели завтракать, Вася полез рукой в банку с вареньем. Мама сказала:
— Фу!
И Вася убрал руку, и взял ложку.
— Молодец, Вася, — сказал папа.
— Я Атос, — сказал Вася.
— Тогда — голос! — весело приказала мама.
— Гав! Гав! Гав! — ответил Вася, да так громко, что папа с мамой прикрыли уши ладонями.
Быть Атосом оказалось очень трудно. Гораздо труднее, чем поросенком. Гораздо труднее, чем ребенком.
Но Вася старался.
Стали ребята кубиками друг в друга бросать. Вася схватил кубик, замахнулся, но сказал:
— Фу!
И начал Вася из кубиков строить башню.
Очень трудно было быть Атосом, но зато интересно. Вася даже перестал жалеть, что у него нет хвоста.
РЁВА
Вот тут-то Боря и начинал ныть. Мама вздыхала, папа морщился, гости собирались домой.
— Замучили бедного ребенка, — шептала бабушка. — Избаловали ребенка, — ворчал дедушка.
— Ладно, ладно, оставайся, — мрачно произносил папа, — только замолчи, пожалуйста.
Так что Боря слез на пустяки не тратил и рёвой себя не считал.
Приехал в гости его двоюродный брат — суворовец Аркаша. Погоны, лампасы, ремень с пряжкой, блестящие пуговицы! Боря чуть не заревел от зависти.
Аркаше поручили смотреть за братом и заботиться, чтобы тот поменьше ревел.
— Есть! — коротко ответил суворовец. — Я его быстренько отучу от этой очень глупой привычки!
«Как бы не так, — насмешливо подумал Боря. — Со мной даже генералу не справиться, не то что тебе!»
Пошли они гулять.
Боря решил, что будет просить мороженое. Аркаша, конечно, скажет, что простудишься, ангиной заболеешь, а он как заревет на всю улицу…
Съел Боря первую мороженку, попросил вторую и приготовился реветь — набрал в грудь побольше воздуха.
— На здоровье, — сказал Аркаша, — маленькие любят есть мороженое без меры.
Когда Боря облизывал пальцы после второй порции, то почувствовал, что язык замерз.
— Еще, еще, еще хочу, — захныкал он.
— Нисколечко не Жалко, — ответил Аркаша. — Ешь, пока деньги есть.
Еле-еле съел Боря третью мороженку. Руки гусиной кожей покрылись, зубы готовы были мелко-мелко застучать, но он попросил еще порцию.
— Тебе болеть, не мне, — сказал Аркаша, — ешь.
— Я домой хочу-у-у, — заныл Боря.
— Домой так домой, — согласился Аркаша.
Опять реветь не пришлось. Боря растерялся — хоть плачь! И он начал тихонечко:
— А-а-а…
Мама в таких случаях целовала его, брала на руки, охала, уговаривала. Тогда у нее можно было выпросить что угодно.
А суворовец посмотрел удивленно и проговорил:
— Э, да ты, брат мой двоюродный, совсем реветь не умеешь!
— Ы-ы-ы! — стал громче тянуть Боря и вдруг закатил: — У-у-у-у-у!
Аркаша внимательно прислушался и махнул рукой, сказав:
— Плохо, плохо, просто слабо! Неправильно ты ревешь. Одну букву тянешь. Вот у меня знакомый был, настоящий, понимаешь ли, рёва. Так он по две буквы ревел. Иа! Иа! Здорово это у него получалось и слышно было далеко. У тебя так не получится.
— Иа! Иа! Иа! — закричал Боря.
Прохожие останавливались, слушали и смеялись. Боря очень-очень обиделся: человек плачет, а им смешно!
Пошли домой. Все смотрели на Аркашу, даже оглядывались. Еще бы не смотреть: он в суворовской форме, а Боря в одних коротеньких трусиках и безрукавой майке.
Дома никого не было. Боря сел на пол и дернул себя за ухо. Стало так больно, что он закричал. А когда больно, то реветь значительно легче. Только рот пошире раскрывай.
Сидит Боря на полу и ревет изо всех сил, смотрит, ждет, что Аркаша дальше будет делать.
— Плохо, плохо ревешь! — сокрушенно говорит Аркаша. — Просто слабо ревешь! Как маленький.
Боря уже хрипеть начал. Устал. Решил отдохнуть.
— Никуда, брат ты мой двоюродный, не годится, — со вздохом сказал Аркаша. — Всего полчаса ревел. Далеко же тебе до рекорда.
— До какого рекорда? — шепотом спросил Боря, потому что говорить громко ему было больно.
— А вот есть настоящие рёвы, — объяснил Боре суворовец, — они часа по два реветь могут. Потом поедят, попьют и снова два часа ревут еще громче прежнего. А ты? Через полчаса замолчал.
Тут Боря упал на спину и затянул:
— И-и-и-и…
Аркаша посоветовал:
— Ногами стучи.
Боря бил пятками по полу, морщился от боли, но колотил и колотил, ревел и ревел.
— Ох, плоховато, — озабоченно проговорил Аркаша. — Этак ты только лет через пять-шесть, а то и через все семь научишься реветь по-настоящему.
У Бори в горле щипало, будто он поел маленьких гвоздиков, а пятки горели и ныли. Он спросил:
