Чума в Бедрограде - [42]

Мысль о том, что этот человек работал в Медкорпусе и даже, кажется, был там на хорошем счету, помогал высококвалифицированному специалисту, внушала страх и — чего греха таить — некоторую радость.

Так им!

Сладкую ностальгию прервала повисшая в кабинете тишина. Видимо, Дима только что закончил какой-то особо прочувствованный монолог. Про эпидемию, про что же ещё.

— Надо обратиться в Ст-т-толицу, известить… — изрёк Шухер и, видать, сам испугался того, что собирался сказать дальше, — известить Медицинскую г-г-гэбню, — и посмотрел эдак, прямо с вызовом. Жуть жуткая, страшное слово «гэбня»!

Попельдопель, кажется, опять пробурчал что-то недовольное вслух.

— Нет, вот этого точно не надо, — мгновенно среагировал Дима, почти подпрыгнул в кресле и схватил следующую сигарету. — Я же объяснил: вирус, который сейчас в Бедрограде, основан на… эээ, родственен степной чуме. Давайте-ка подумаем вместе, какова вероятность того, что Медицинская гэбня вместо спасения всех и вся возжаждет изучить историю болезни целого города? Понаблюдать естественное протекание, рассмотреть связанные с эпидемией социальные изменения? Да дай им волю, они нам и ещё вирусов подкинут.

Всё это, конечно, так (Попельдопель даже покивал в подтверждение), даже сто тысяч раз так, Медицинская гэбня слово «гуманизм» только в книжках читала, но остаётся вопрос (праздный, но любопытно же!): Димина позиция — это как раз несчастный гуманизм пополам со здравым смыслом, или он просто от Медицинской гэбни скрывается?

Веселее, если скрывается.

Надо будет потом (без всяких шухеров) спросить.

— Д-да, но мы должны, — упрямо буркнул всякий Шухер, — этот в-вопрос не в нашей к-к-компетенции. Д-даже если в Университете есть г-г-гэбня… п-п-поймите, не в наших силах… Зачем вы мне это рассказали? — вдруг возмутился он. — Я не хочу разбираться с эпидемией в Б-бедрограде и не хочу знать, что она инициирована г-г-городскими властями. Это не мой уровень доступа!

— Андроний Леонидович, — Дима всё-таки подпрыгнул, — властями, уровнями доступа и прочей политикой занимается Университетская гэбня. Кто знает, может, как раз в эту минуту к Бедроградской гэбне применяются подобающие санкции. Но всегда есть опасность, не знаю, бюрократических проволочек, каких-нибудь ошибок — а ждать нельзя, чума, простите за плеоназм, смертельна! Вы один из главных вирусологов Университета, и я, — уронил он покаянно голову, — гнусно взываю к вашей совести.

Шухер молчал, тоскливо глядя на присутствующих и, кажется, догадываясь, что поддержки он ни от кого из них не дождётся.

— Если вам будет спокойнее работать по прямому указанию Университетской гэбни, это, думаю, можно устроить, — искусительски добавил Дима.

— Но я п-п-понятия не имею, что делать в такой ситуации! — вскричал Шухер — сдаваясь, впрочем. — К-к-конечно, я готов п-помочь с медицинской ч-частью, но к-к-какой в этом толк, если речь идёт о… о… я д-даже не знаю, к-к-как это назвать, — он вздохнул. — Я п-п-помогу, если вы скажете, что от меня т-требуется.

Да кто бы знал, что требуется! Попельдопель, завкаф вирусологии и медик с мировым прозвищем еще раз обвёл взглядом присутствующих, не особо скрывая растерянность. Да-да, он тоже готов бежать и делать — сказал бы кто, куда бежать.

Дима, три десятых медика, не отличающий вакцину от сыворотки, пока что изо всех сил переживал свой триумф в сфере убеждения.

Гуанако, не медик ни в одном глазу, с предельной суровостью точил какой-то случайный карандаш внушительным ножом, грубая и потрёпанная рукоятка которого, видимо, символизировала серьёзность сложившейся ситуации.

Шухер, полноценный медик и доктор наук, искал поддержки у узора на занавесках попельдопелевского кабинета. Хороший узор, геометрический — вроде бы стилизованный под таврский. Три круга — изгиб — три круга. Круги-то точно знают, как теперь со всем этим быть!

— Но как же… г-г-городские власти, они же должны заниматься г-городом! — очень по делу высказался Шухер. — Я помню, я туда обращался, к-когда у меня багаж куда-то д-д-делся… и к-когда Ванечка в д-детстве потерялась, не вернулась из д-д-дома в отряд, к п-подружке п-п-поехала. Т-то есть не прямо к ним, к-конечно, в п-приёмную, но… а теперь они г-город заражают…

А раньше занимались исключительно поиском детей и чемоданов! Ага, белая и пушистая Бедроградская гэбня, которую нелёгкая жизнь довела до распространения в собственном городе смертельной болезни.

Попельдопель фыркнул.

Так как больше никто не спешил заняться нервами Шухера, выступать опять пришлось Диме:

— Они и занимаются городом. Регулярными уборками неблагонадёжных элементов. Знаете, я даже верю, что ваш багаж тогда нашли: когда обращаются к Бедроградской гэбне, она, может, и работает. А вот когда не обращаются, она приходит сама и делает всё, чтобы не обратиться было невозможно, — ничего себе, сколько в Диме, оказывается, затаилось проникновенности и гражданского пафоса. — В этом и проблема. Университет может прожить без Бедроградской гэбни, и это задевает их ранимые сердца. Они хотят, чтобы все ходили к ним за потерянным багажом, людьми и смыслом жизни. Весь город. Даже если города в итоге не останется.