Чума в Бедрограде - [41]

Время никого не щадит, просто некоторые успешно это скрывают.

Шухер опасливо замер в яростных объятиях Гуанако и вопросительно посмотрел на Попельдопеля. В самом деле, ещё ведь не весь Бедроград в курсе, что покойные покойники не очень-то покойные — а кончина светила науки истории в своё время была довольно громкой. Даже для непосвящённых в политику, для них ведь имелась своя легенда: светило науки пропал в экспедиции на другом континенте, ах-ох. Попельдопель вот весьма впечатлился в своё время, но так вышло, что через год или вроде того возникла Университетская гэбня, а у самого Попельдопеля вслед за этим возник девятый уровень доступа и прочие привилегии полуслужащего — в том числе и информационные.

В общем, смерть в горящем изоляторе на Колошме звучала эпичнее экспедиций, но Шухеру и экспедиций, кажется, хватило.

— Шухер. Над нами нависает очень, очень много работы. Тяжёлой, неприятной и безотлагательной. Безо всяких «попозже», — мстительно заявил Попельдопель, смакуя каждое слово. Надо припахать Шухера так, чтобы он после всей этой чрезвычайной ситуации встать не смог.

Будет знать, что случается с теми, кто отлынивает от трудов!

— Шухер? — Дима картинно прищурился. — Мой острый ум подсказывает мне, что вы, наверное, родственник Брови.

Брови?

Ааа, девочка с истфака.

— Мою д-д-дочь… — хотел было ответить Шухер, но Попельдопель с бессмысленным злорадством перебил его.

Заик легко и приятно перебивать!

— Он её п-п-па-п-п-паша. П-п-папаша, — пояснил Попельдопель и неожиданно для самого себя прибавил: — Папа Каша.

Покойник Гуанако заржал и подавился дымом, но радость бессмысленных издевательств подпортил своим укоризненным взором покойник Дима. Попельдопель развёл руками — мол, ничего не поделаешь, Папа Каша и есть Папа Каша.

Манная.

— Мою д-д-дочь, — не замечая окружающей действительности, лично для Димы продолжил Шухер, — зовут Б-б-брованна. Ваня.

— Наслышан. Равно как и о том, что ей это наименование не нравится.

Действительно, дурацкое имя.

Девочка-то милая, если Попельдопель, конечно, её ни с кем не спутал. Тощенькая, громкая, вечно в каких-то безразмерных свитерах и на тонких ножках — птичка. И с таким огро-о-омным, тяжёлым именем — Брованна!

Только Шухер мог так ошибиться, лох.

Кажется, «лох» вырвалось вслух.

Ну и ладно, ну и вырвалось — у Попельдопеля вообще часто что-нибудь вырывается.

— Андроний… эээ, как ваше отчество? — вкрадчивым тоном начал Дима, вытягивая ноги в (помилуй нас всех) канареечного цвета носках.

— Леонидович, — всё так же подозрительно ответил Шухер.

— Андроний Леонидович, полагаю, нам нужна ваша помощь.

— Ты уверен? — в который раз вклинился покойник Гуанако, изображая глазами страшные фигуры. — Начальство пока разрешения не давало.

 — Уверен, — насупился Дима, — Попельдопель и я — это в лучшем случае один целый три десятых медика. Нужен кто-то ещё — и кто, как не Андроний Леонидович? И кто только что говорил, что у нас мало времени?

Шухер явно не понимал возникшего вокруг него ажиотажа. Попельдопель, в общем-то, тоже, но зачем же так явно это демонстрировать!

Папа Каша, Папа Каша, ня-ня-ня.

— П-п-помощь? — подал наконец голос Папа Каша и что только не попятился по стеночке. — А вы, с-собственно, к-кто такой?

На покойника Гуанако он просто предпочёл не смотреть. Патентованный шухеровский метод общения с действительностью: зажмуриться и чтобы её как бы не было. Отсюда и прозвище.

Хотя, конечно, какого ещё прозвища может ожидать носитель звучной фамилии Шухéр.

То ли дело он сам, Попельдопель. Вот у него — правильное, звучное прозвище. Всё потому, что Юр Карлович Поппер долгое время работал по переписке с немецким вирусологом Карлом-Йоханном Доплером, наработал вакцину Поппера-Доплера, вакцина получила мировое признание и диплом (ныне — фундамент пробирочного сруба), а Попельдопель получил новое имя.

Мировое.

Дима тем временем что-то бурно задвигал Шухеру — кажется, прикрываясь его, попельдопелевским, авторитетом. Ну и пусть: сами-то они покойники, им никто ничего не должен, а Шухера надо припахать; и если делается это мировым именем Попельдопеля, то он только рад.

Покойника Диму, в отличие от покойника Гуанако, Попельдопель знал в основном по слухам про драматические истории. Лично они познакомились на Димином третьем курсе, на консультации за два дня до экзамена.

Истфаковского, по истории медицины. Когда-то ноль целых три десятых медика изучали историю и имели склад ума, диаметрально противоположный естественнонаучному (что довольно остро выяснилось на самом экзамене).

А теперь эвон оно как вышло.

Ноль целых три десятых медика тогда ввалились через полчаса после начала консультации, плюхнулись на первую парту (прямо перед преподавательским столом, которую никто никогда не хочет занимать) и выпучили на Попельдопеля глаза, изображая предельное внимание. Выглядел при этом Дима так, как будто только что выбрался из эпицентра небольшого взрыва. Попельдопель тогда степенно изучил его специфический внешний вид и осведомился, кто, собственно, перед ним и чего ему надо, на что получил невозмутимое «студент такой-то, экзамен хочу сдавать». На резонный вопрос о том, где он шлялся весь семестр, студент такой-то внимательно осмотрел маленькую, на двадцать человек аудиторию и доверительно поведал, что он ходил, просто сидел за колонной.