Чума в Бедрограде - [43]
И не останется, раз все только и делают, что охают!
Если Шухер сейчас спросит ещё что-нибудь бестолковое, а Дима в ответ продолжит разводить гражданский пафос, Попельдопель кого-нибудь ударит. Или на кого-нибудь наорёт, или что-нибудь сломает. Или как-то по-другому из него попрёт паника, но точно попрёт. Потому что на Попельдопеля таки накатило.
Потому что они тут сидят, обсуждают моральный облик Бедроградской гэбни, а время-то нигде не сидит и никого не обсуждает. Время тикает, вирус распространяется, а как с этим быть — до сих пор непонятно.
С некоторой вероятностью Бедрограду грозит эпидемия водяной чумы. Заражение рукотворное, а значит, надеяться на удачу не приходится — само собой не пронесёт. Правда, формула лекарства известна, вот только пожёванной бумажкой с оной больных людей не накормишь, а больше ничего нет.
С некоторой вероятностью.
Будь вероятность маленькой, припёрлись бы покойники к Попельдопелю, ага, как же. Будь вероятность маленькой, он бы их сам взашей отсюда выгнал, других дел по горло. Встретились бы вечерком, посидели бы, потрепались о нелёгкой судьбе…
Но сейчас-то сколько можно трепаться?
— Хватит уже пережёвывать!
Даже Гуанако, принципиально изображавший мебель, обернулся и внимательно посмотрел на Попельдопеля. Наверное, вышло слишком громко.
И да, Попельдопель предпочёл не заметить, что время, судьба города и план дальнейших действий волновали его гораздо меньше, пока беседа была весёлой, а неприятных собеседников рядом не наблюдалось.
Лучше он ещё немного посозерцает приятных.
Медика, занимающегося исследованиями, а не просиживающего зад в районной поликлинике, легко узнать по рукам. Обязательно какие-нибудь разводы, ожоги, навсегда въевшиеся пятна — даже у подстригавшего каждые три-четыре дня ногти Попельдопеля они имелись.
У Димы руки были жёлтые почти по локоть. Ну, не жёлтые-жёлтые, а так, неравномерно желтоватые, загрубевшие, с пересохшей на костяшках кожей — очень правильные руки, проще говоря.
Молодец Дима: образованием не вышел, зато компенсирует площадью пострадавшей за науку поверхности тела!
Жёлтая рука снова утонула в эпицентре небольшого взрыва, локализованного на Диминой голове. Голова вздохнула и заговорила неожиданно ровным голосом:
— Хорошо, давайте по делу. Мы не можем ворваться в здание Бедроградской гэбни с пистолетами и таким образом остановить заражение, мы можем только лечить больных. Формула лекарства имеется, но синтезировать его без аппаратуры не получится. Да и вообще, синтез естественных образований — белков, например — штука тёмная. Значит, сделать лекарство мы не можем. Так?
Попельдопель заворожено кивнул. Давненько ему не читали лекций по вирусологии.
Особенно люди, не отличающие вакцину от сыворотки. Это было весело и как-то освежало — никакой академической мути, только суть дела.
— А вот и не так, — риторически воскликнул Дима. — Что нельзя синтезировать, можно получить естественным путём. Водяную и степную чуму объединяет в первую очередь базовый компонент… это такая хрень, не помню, как называется, но работает она по принципу клея, скрепляет молекулу вируса, чтобы та не развалилась. Впрочем, в молекуле степной чумы эта хрень вроде как ещё что-то делает. Не знаю, не суть. А сути две: во-первых, эта хрень сама по себе абсолютно безвредна, а во-вторых, она наличествует в кровавой твири.
Дима сделал драматическую паузу.
Суть, хрень. Клей! Аж завидно — так бы лекции читать. Не заморачиваясь, в смысле.
— П-п-погодите, — Шухер сделал круглые глаза и задохнулся, — это что же п-получается? В г-городе вирус, родственный ст-т-т… ст-т… — ну да, а теперь ему ещё и название степной чумы не выговорить. Учёный.
— Да, да, говорил же уже. Но он куда менее опасен. Верьте мне, я сам его делал. Из грязи.
Гуанако посмотрел на товарища по посмертию с укоризной. И справедливо: у Шухера с сердцем не очень, ему вредно столько волноваться.
— Это б-безумие!
— Вы бы предпочли, чтобы город сейчас оказался заражён вирусом, о котором мы ничего не знаем? — Дима сверкнул глазами. — Так сложилось, что Университет прослышал о затеях Бедроградской гэбни. Так сложилось, что мы по-прежнему не можем ворваться в их здание с пистолетами. Так сложилось, что доказать преступление без состава оного невозможно. Так сложилось, что я в подходящее время работал в Медицинском корпусе и имел возможность поспособствовать созданию подходящего вируса, а потом предоставить Университету всю информацию, — он выдохнул и продолжил извиняющимся тоном: — Поймите, Бедроградская гэбня носится с этим планом семь лет. Семь. И могла бы носиться ещё семь, и могла бы довести его до идеала. Университет решил, что лучше подготовиться и спровоцировать. Кто мог знать, что желание припугнуть одним заражённым домом у Бедроградской гэбни перерастёт в склады чумы?
— Сумки. Пока что курьерские сумки, — педантично хмыкнул Гуанако куда-то в сточенный до зубочистки карандаш.
Шухер с глубоко несчастным видом пялился на поблескивающий гуанаковский нож.
У нашего Папы Каши слишком много морально-этических сложностей и слишком мало научно-исследовательских. Попельдопель хотел снова прикрикнуть, а вместо этого вдруг вспомнил один из забытых в ходе обсуждения вопросов и тут же брякнул:
««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.
««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.
««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.
Это не книжка – записи из личного дневника. Точнее только те, у которых стоит пометка «Рим». То есть они написаны в Риме и чаще всего они о Риме. На протяжении лет эти заметки о погоде, бытовые сценки, цитаты из трудов, с которыми я провожу время, были доступны только моим друзьям онлайн. Но благодаря их вниманию, увидела свет книга «Моя Италия». Так я решила издать и эти тексты: быть может, кому-то покажется занятным побывать «за кулисами» бестселлера.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.