Чудесные истории - [6]
— Господи, прошу, пусть бы они все ушли, — сердечно взмолилась Настя и тут же услышала мычание — надрывное, жалостное, не похожее на обычное коровье.
«Напились до чертиков и режут Машку», — полоснула по живому мысль-лезвие. Мигом Настя кинулась в хлев. Отворила двери, впустив стылый воздух, и ахнула.
Отец в одной рубахе стоял на коленях у лежащей на полу коровы. Руки его были по локоть в густой крови. Услышав скрип двери, Петр поднял голову и, увидав дочь, рявкнул:
— Где шлялась? Дуй за помощью, скотина телится!
Раскоряченная, вытянув жилистую шею, Машка лежала на соломе, выражая всем своим животным существом совершенно человечье страдание. Глаза её, эти огромные карие вишни, выпученные от боли, уставились прямо на Настю. Сердце у той зашлось — как кипятком обварили.
— Что стоишь? — рявкнул отец, наваливаясь на коровий крестец могучим весом. — Телок не идёт совсем. Вытягивать надо, заразу, один не сдюжу!
Настя бросилась вон. Выбежала на дорогу, на ходу уронив платок, — поднимать не стала.
Пробежала три дома к лесу, задохнулась, закашлялась. Везде темнота, сколько хватает глаз. А там и деревня кончается, их дом из крайних. Куда идти? Развернулась и побежала обратно, на погост.
Первый дом у церкви — изба священника. Только его окна и горят да ещё где-то вдалеке, но туда и за полчаса не добраться. Настя подбежала к избе и постучала в окно.
— Кто там? — отозвался низкий встревоженный голос.
— Соседи. Настя Лаврина.
Из окна выглянул отец Павел и его испуганная жена.
— Простите меня, батюшка. Мой отец за помощью послал. У нас у Машки роды тяжёлые…
— Все спят вокруг, я не знала, куда бежать. Машка — корова старая, боюсь, как бы отец ее не зарезал после отела, — тараторила на бегу Настя, захлебываясь морозным воздухом. — Я сперва испугалась, что он прям сейчас прирезать решил — чуть сердце не рухнуло!
— Побереги тепло, Настасья. Всё ты правильно сделала, что пришла.
Вот и двор, вот и хлев. На минуту стыд вожжою ошпарил девичий лоб: сейчас увидит отец Павел, как живёт она, сейчас всё поймет. Господи, помоги! И задержав дыхание, как в воду нырнула и отворила дверь в коровник. Там было тихо.
— Папа, — крикнула Настя, — мы здесь.
Отец, уже голый по пояс, весь в испарине и крови, засунув руку по самое плечо в коровье лоно, пытался захватить и вытянуть плод из материнской утробы. На подстилку хлестала кровь и воды. Машка лежала молча, вытянув все четыре ноги, как огромная брюхатая рыба, выкинутая на лёд и доживающая последние минуты. Ее молчание было почему-то самым страшным. Отец мельком глянул на подоспевшую помощь.
— А, поп, — как-то разочарованно бросил он, — ты со скотиной дело-то имел?..
— Ещё как имел. Семь лет ветеринаром отработал.
Отец Павел скинул тулуп и спросил у Насти:
— Как роженицу зовут?.
— Маня, Машка.
— Устала ты, Маня… — ласково бормотал Павел, привязывая веревкой хвост к коровьей шее, чтоб не мешал. — Ничего, поборемся за тебя. А ты выйди, Настасья.
Мучительные минуты провела Настя в сенях, путая слова молитвослова и прислушиваясь к звукам в хлеву. Машка сносила свою муку молча, а по редкой брани отца и коротким перекличкам мужчин понять ничего было невозможно. В какие-то моменты тишина казалась Насте невыносимо страшной, и она порывалась вбежать в хлев, но останавливала себя, отвлекала. Наконец не выдержала, разрыдалась и выскочила на крыльцо.
Мороз помягчел, словно сжалился. Слёзы быстро унялись. Стоять в тишине Рождественской ночи было приятно и даже торжественно. Хорошо было смотреть в чёрное расшитое бисером звёзд небо, шептать «Богородице, дево, радуйся»… «Уеду осенью, — вдруг поняла Настя, — закончу девятый, поступлю в колледж и уеду прочь». Волнительно стало от этой мысли, но и радостно.
Дверь за спиной скрипнула, распахнулась. На улицу шумно вывалился отец и с разбегу рухнул в снег. Следом вышел священник, тяжело дыша. Он улыбался, вытирая руки ветошью.
— Ну что, чудо вашему дому: родила Мария-то! — весело провозгласил Павел и невольно глянул в бездонный колодец неба. — Аккурат в Рождество.
— Сдюжила, бедолага, — устало и гордо подтвердил Петр. Затем сгреб руками свежий снег и неистово начал отмываться от животной крови, растирая себя докрасна. И такое решительное выражение было на его лице, словно до самых костей он хотел отчистить себя.
Настя вытерла последние слёзы, взяла немного белого, чистого снега и легко подбросила его в небо. Усыпанный звёздами, чёрный подол космоса мирно окутывал Землю, словно обещая ей что-то хорошее, вечное.
Анна Чудинова
Instagram: @chudanechka
Яндекс Дзен: Анна Чудинова
Снегирёк
Вечерело. Крест оконной рамы оделся в тонкое кружево изморози. Через незамёрзшие серёдки стеклянных квадратов в детскую заползали куски сиреневого неба. Интересно, как там на улице? Наверное, морозец кусает прохожих за щёки и красит ресницы белым. Люди спешат домой, шевелят закоченевшими пальцами в одеревеневших ботинках. Несут колючие ветки, располневшие сумки и последнюю надежду — как будто за эти несколько часов до боя курантов можно успеть что-то доделать, изменить, исправить.
Игорёк высунул ногу из-под одеяла, и стало не так жарко. Развёрнутая к стене настольная лампа вычерчивала на обоях лунный туннель, в котором поочередно появлялись то заяц, то голубь, то собака. Эти фигуры из театра теней получались у Игорька лучше всего, и если бы дедушка сейчас был рядом, он точно оценил бы успехи внука, который не переставал тренироваться вот уже почти сорок дней.
