Пожалуй, она к нему даже своеобразно привязалась, как к старому, хоть и ненужному знакомому. А запомнился он именно семьей, которая вся в полном составе прибежала тогда к Ольге Артуровне.
Завотделением оглянулась убедиться, что пациент идет следом. Он шел. Тупо и послушно, уставившись в пол и безвольно свесив руки.
Семь лет назад он был намного живее. Тогда это был еще вполне подвижный человек, с которым можно было разговаривать нормально. Увидев его впервые, можно было и не заметить болезни. Конечно, минут через пятнадцать профессионалу становилась ощутима ненормальность поведения. Но не сразу.
Сейчас видно было с первого взгляда. Стаж большой.
— Проходите, — Ольга Артуровна отперла дверь кабинета и впустила Воронова внутрь.
С легкими — депрессивными — она обычно разговаривала прямо там, на диване в коридоре. Отводила подальше, где тише и нет посторонних глаз, и опрашивала, не занимая кабинетов. Они, погруженные в собственные переживания, обычно и внимания не обращали, где с ними врач разговаривает.
Но Воронов был их постоянным клиентом. Можно сказать, с историей…
…в тот первый раз родственнички его орали, требовали и даже взятку предлагали. Хотели одного — «оставьте вы его у себя насовсем, бога ради», «а то мало ли чего». Случиться там могло много чего и без этого Воронова. Наследственность. Если в семье есть шизофреник — не приходится ждать, что все остальные будут абсолютно психически здоровы.
Сами Вороновы, однако, про себя так не думали. И отчаянно боролись за то, чтобы удалить бельмо с глаза. Орали, качали права, умоляли, ползали на коленях. На тактичное предложение провериться — грозились пойти в министерство.
Если бы все, кто грозился пойти жаловаться на нее в министерство, до него доходили, очередь бы выстроилась до дверей амбулатории.
— Ну, давайте поговорим. Что у вас на этот раз случилось? — мягко спросила Ольга Артуровна, опускаясь на стул, отделенный от пациента длинной толстой столешницей. Не потому, что у врачей было так уж много документации при себе. Чего уж там — пара листов оформления и, может, история болезни — если не забыли захватить. Иногда, впрочем, довольно толстая.
А потому, что частенько пациенты у них были тяжелые, а временами и буйные. Стул для пациентов был намертво прикручен к полу.
Воронов сел, устроившись на самом краю. Снова сунул под ляжки ладони и уставился в пол. Черное его облако нависло над ним.
— Да так, Ольга Артуровна, — он неопределенно повел плечами. — Жена вот. Приходила, — он тяжело вздохнул, непонятно на кого сетуя. — С топором за ней бегал, — снова будто бы покаянно вздохнул.
Острая фаза у него уже прошла — голоса он сейчас если и слышал, то сознавал, что доверяться им не стоит. Остался только резидуальный бред[11]. А потому Воронов уже вернулся в свое обычное вялое, апатичное состояние. Даже речь у него стала несколько невнятная, будто он жевал слова и не вполне владел собственными губами. Со стороны складывалось ощущение, что ему физически тяжело двигать языком.
— Голоса? — сочувственно поинтересовалась завотделением.
Воронов только тяжело утвердительно вздохнул:
— Голоса.
— Приказывали?
— Приказывали. — Он снова покаянно вздохнул. — Они велели. Ну, я и… делал.
— Ясно, — кивнула Ольга Артуровна, хотя ясного было мало. — А скажите, голоса — они изменились с прошлого раза? Постарайтесь припомнить. Настойчивее стали?
— Ну… как будто. Вы понимаете, — чуть оживился он, — велят они, понимаете? Ну, говорят и велят.
— Тон изменился?
— Да как будто нет, — подумал он. — А только строже стали. Вот велят, понимаете?
Ольга Артуровна кивнула:
— А если вы их не послушаетесь, не подчинитесь, что вы почувствуете?
— Да как их можно не послушаться, — безнадежно махнул он рукой.
— А лекарства-то вы принимаете? Вы у нас в прошлый раз, — она мельком заглянула в записи, — у Леонида Ефремовича лежали?
В каждом отделении у каждого заведующего было врачей по шесть-семь. У Ольги Артуровны — шесть. Но, в конечном счете, за всех отвечал заведующий.
Воронов согласно кивнул, оживившись при звуке знакомого имени.
— И что он вам прописывал?
— Ну, этот, — мужичок напрягся, силясь вспомнить, даже для облегчения процесса рукой помахал, — этот, как его, бес его… трифтазин кажется.
Ольга Артуровна кивнула:
— Ну, так у вас бреда-то быть не должно. Вы лекарства принимали?
— Да вы понимаете, — замялся мужичок, — я вроде пил-пил. А потом у меня пачка кончилась. А тут я как бы на работу-то не устроился, вишь, не берут меня. А лекарство-то кончилось. Ну а у меня рецепт кончился, а на прием-то я не пошел. Вот и не купил.
— Ясно. — Ольга Артуровна закрыла историю болезни. — Госпитализироваться хотите?
— Да хотелось бы.
— К Леониду Ефремовичу опять ляжете? Он вам в прошлый раз помог?
Мужичок оживился:
— Помог-помог. Хороший доктор.
— Ну и договорились, — удовлетворенно кивнула завотделением. — Вы тогда идите, посидите в коридоре. А потом сестры оформят и поднимут вас на этаж.
Тут мужичок еще посомневался, а потом по-доброму, с надеждой глянул на доктора:
— Ольга Артуровна, а вот вы это… я ж только вам… вы правду скажите. Как думаете, она того?
