Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего - [119]

Все это было бы прекрасно, если бы Амалия не бросила весьма неблагополучную дочь, не пожелавшую кончить ни института, ни школы-студии МХАТа, ни других учебных заведений. Мало того, когда Нора родила ребенка без мужа, Амалия не пришла в роддом, чтобы встретить ее и помочь с младенцем хотя бы на первых порах. Познакомилась бабушка с внуком, когда ему исполнилось уже полтора годика, раньше не смогла — Андрей Иванович захворал, а Амалия не захотела оставлять его даже на несколько часов… Нора не без основания мысленно называет свою маму: «Курицей, кошкой»!

Я таких мам за свою долгую жизнь, слава богу, не встречала.

Скажем еще об отношении Норы к менее близкой родне, каковой у героини Улицкой куча.

Вот родственники приходят на поминки Нориной бабушки.

Посмотрим на них глазами самой Норы: «Она (Нора. — Л. Ч.) осознала, что все ее родственники делятся на две разные породы: двоюродные братья отца, слегка похожие на ежей растущими вперед со лба жесткими волосами, и бабушкины племянницы — узколицые, глазастые, с треугольными рыбьими ртами». «Сплошной паноптикум». «Я из этой ежиной породы, — подумала Нора и почувствовала какую-то горячую тошноту…» Одним словом, Нору чуть не стошнило, когда она поняла, что похожа на своих родственников.

Ну чем не героиня советских писателей, которая без пап с мамами и без всяких родственников, исключительно с помощью своих товарищей по заводу (колхозу), нигде не учась, ни с кем не считаясь и ни с кем не советуясь, добивается рекордной выплавки стали или рекордного урожая?

Я, конечно, утрирую… Но сознайтесь, читатель, такая тотальная неприязнь к отцу, матери и другим близким людям у положительного героя встречается нечасто.

Пойдем дальше…

Известно, что интеллигенции свойственна рефлексия — грубо говоря, самокопание, недовольство собой, критическое отношение к собственным поступкам, наконец, неуверенность в своих возможностях и талантах и очень часто — угрызения совести.

Естественно, что ничего такого ходульный герой советских книг не испытывал. Он всегда прав. Никогда не ошибается. Его поведение, его отношение к другим людям безупречно. У него даже сомнений не возникает в собственной непогрешимости, не говоря уже об угрызениях совести…

Героиня Улицкой Нора ничем не отличается от этих персонажей.

Она просто упивается своей правотой. Хвалит саму себя… Родила сына от одноклассника, парня, который казался тогда бесчувственным болваном, хотя и способным математиком, а тот стал прекрасным человеком. Терпеть не могла ни отца, ни мать — а они ей очень даже пригодились. Когда она гуляла по разным городам и весям и даже ставила с Тенгизом спектакль в Польше — мать взяла мальчика к своему Андрею Ивановичу, и ребенок у них прекрасно рос и пил козье молоко.

Даже то, что Тенгиз, состарившись, наврал Норе, будто женился вновь после смерти прежней жены, оказалось благом: не пришлось Норе возиться со стариком, с его болячками и, быть может, хандрой… Хотя какая такая хандра? У Норы и у ее возлюбленного хандры не бывает…

В конце романа «Лестница Якова» Нора подводит итоги своей жизни: она всем довольна. Написала книгу о «русском театральном авангарде, которую перевели в том же году на английский и французский». В театральном училище, где Нора читает курс по истории театра и сценографии, стала «кумиром студентов».

Да и «любовные бури… не оставили ни горечи, ни боли»…

Словом, совершенно правильная жизнь самодостаточной женщины. Можно только позавидовать. Ни капли сожаления! Ни капли раскаяния!

Ну а как героиня Улицкой относится к поистине эпохальным событиям ХХ века: к горбачевской перестройке, к революции 1993 года? Все это никак не затронуло ни жизни Норы, ни жизни ее возлюбленного — грузина Тенгиза. Оказывается, перестройки вовсе не было: Нора именует ее… мифической. Так и написано в романе черным по белому: «Мифическая перестройка закончилась вместе с дефолтом 98-го года…»

Но разве это миф, что столь любимая Норой Грузия, хотя и не без крови, и не без потерь, добилась независимости? И разве миф, что независимости добились и Латвия, и Эстония, и Литва? Разве миф, что Горбачев не воспротивился объединению Германии и что немцы стали жить в единой стране? И что в Берлине была разрушена стена, делившая город на две части? И наконец, разве миф, что отошли от сталинской империи, так называемые страны народной демократии. Разве миф, что вслед за Балтией свободными стали многие республики Советского Союза? И что сталинская империя в том виде, в каком ее создал Тиран, рухнула?

Между прочим замечу, что даже злейшие враги Горбачева не додумались объявить мифом Михаила Сергеевича — дай бог ему здоровья в его преклонном возрасте!

Впрочем, называя перестройку и события 1991–1993 годов всего лишь мифом, Улицкая устами своей героини Норы уверяет, будто интеллигенции они решительно ничего не дали — видимо, ничего не дали так называемой творческой интеллигенции…

События 1990-х — революция Ельцина — Гайдара — тоже не коснулись ни Норы, ни ее возлюбленного.

Начнем с Тенгиза. Тенгиз с 13 лет, когда отец ушел на фронт, стал единственным кормильцем большой грузинской семьи. А когда отец вернулся домой, по-прежнему должен был работать по-черному. Видимо, чтобы учиться и вообще набираться ума-разума.