Чудеса происходят вовремя - [24]

Фринос замер от изумления, но счел за лучшее не напоминать номарху о его же собственных указаниях. «Забыл, наверное», — по простоте душевной предположил Фринос, однако номарх пристально смотрел ему прямо в глаза, и растерявшийся старик забормотал что-то невразумительное.

— Я полагал, господин номарх...

— Полагали? Вы? Но ведь по этим вопросам существуют недвусмысленные предопределения закона!

И он снова прошел вплотную мимо кресла Фриноса, заставив старика повторить номер с поджатием ног. «Bubo ignavus»[7], — мысленно произнес номарх. Учебу в университете он начинал на биологическом, и память его сохранила несколько латинских названий животных и растений. «Bubo ignavus», — повторил он, в третий раз принуждая старика подобрать ноги.

— Вам известно, какие могут быть последствия?

И, не дожидаясь ответа Фриноса, повернувшись к нему спиной, номарх заговорил спокойно, но все же сухо и официально. — Против закона я не шел и не пойду. Никаких приказов, никаких полномочий я никому не давал. Ничего подобного не было и нет — ни в устной, ни в письменной форме. Господин заместитель мэра, человек достойный всяческого уважения, должен немедленно — согласно праву, которое дает ему закон, — приступить к исполнению функций мэра. Это не только его право, но и обязанность; освободить от нее может лишь отставка. В противном случае я завтра же призову его к ответу! — И кивком головы он дал посетителям понять, что аудиенция окончена.

Прощаясь, номарх небрежно протянул Фриносу два пальца, а Тасиса, взяв под руку, проводил до двери.

Тот, кто мало знал номарха и встречался с ним редко, мог, пожалуй, подумать, что такого масштаба государственный деятель используется здесь, в провинции, явно не по заслугам. Однако Тасис знал номарха хорошо. Не раз встречались они то на пирушках, то за карточным столом в этих краях или на родине у номарха («У двери прохожу твоей, красавица из Эгиона»[8]), а то и в Афинах или в Патрах. Короче, были старыми друзьями. И что собой представляет не только номарх, но и прочие здравствующие потомки его древнего рода, Тасис знал прекрасно. Всех их, вместе взятых, он не считал годными на то, чтобы управлять даже самым маленьким из своих складов. Однако — в отличие от Калиманисов — в Афинах у них был не один «министр», а два, брат и дядя номарха — фигуры, так сказать, «национального масштаба»; остальные, как и Калиманисы, действовали в пределах родной округи, в Эгионе. Что касается номарха, то даже он сам вряд ли смог бы перечислить все должности, которые поменял на своем веку. Был он и генеральным секретарем, и генеральным директором в различных министерствах — в зависимости от того, в какое министерство попадал знакомый министр; в должности культурного атташе побывал за границей, служил личным секретарем некоторых премьеров... Когда-то он даже управлял театрами и с тех пор частенько устраивал подчиненным «спектакли» — учинял разнос ни за что ни про что: начинал в шутку, а кончал всерьез, бывало и наоборот. Такую вот сценку он разыграл сегодня с Фриносом, и наблюдавший это Тасис еле сдержал свое возмущение, но, одумавшись, решил, что благоразумнее будет прикинуться ничего не понимающим дурачком. Даже в последний момент, когда они с Фриносом покидали кабинет, номарх не упустил случая покуражиться.

— Ну а это? — остановил он их громким возгласом, указывая на «Улей». — Это вы, что же, мне на память оставили?

«Чтоб ты...» — выругался про себя Тасис, а переполошившийся Фринос засеменил обратно к столу.

— Простите ради бога, господин номарх! Простите! — И протянул руку, чтоб взять со стола номер «Улья».

— Нет, нет! Ни в коем случае! — театральным жестом удержал его номарх. — Что это вы собираетесь делать? Мне он понадобится! Я велю подшить его в дело!

И Фринос — «Простите, простите... Хе-хе-хе!..» — попятился к двери и вышел.

«Га-га-га... Гусь!» — раздраженно буркнул под нос номарх и, оставшись один, занялся изучением «Улья». «Негодяи! Вот негодяи!.. И как они только сумели выпустить номер, у них же все переломали... Нет, вы посмотрите! — удивился номарх, разглядывая на первой странице изображение улья и пчел. — Какой там улей, это же настоящее осиное гнездо... Да, да, осиное гнездо, и если мы не примем их всерьез, если и дальше будем продолжать эту попустительскую тактику...» Он не раз уже ставил вопрос об «Улье» перед весьма значительными и не очень значительными лицами и здесь, и в Патрах, и в Афинах. «Негодяи, вот негодяи», — твердил номарх. Однако некоторые характеристики нашел довольно удачными и меткими. Вот, например, про Фриноса: «...вы играете известную роль четвероногого, на которого надели ошейник...» «Хо-хо! Здорово!» Чуть дальше номарх прочитал про Маркелоса и «кувалду». «Разве не так? Эта кувалда того и гляди нас потопит... И что мне с ним делать? Ах, Праксителис, Праксителис, укатил в Париж, а я тут один распутывай эти гордиевы узелочки. Ты-то, наверное, живешь себе спокойненько и в ус не дуешь... Бьюсь об заклад, что и сегодня отправишься на прогулку в парк Монсури...» Номарх прочитал еще несколько заметок, потом свернул газету. Выдвинул ящик письменного стола.