Чудеса происходят вовремя - [22]

Казалось, он уступает. Но Анета понимала, что это не так.

— Филипп, — рыдания заглушали ее голос, — я все тебе скажу, не утаю ничего.

— Ты для этого сюда и пришла?

— Я пришла сказать тебе все.

«Вот оно что... Видать, не по силам тебе эта тяжесть, в одиночку не вынести...» — подумал Филипп.

— Я не стану спрашивать тебя ни о чем! — сказал он все так же сухо и сурово. «Узнаю одно, захочется узнать другое. А как начнешь узнавать, что произошло, утратишь контроль над тем, что происходит. Согласись я тебя выслушать, и во мне исчезнет то, что так тебя пугает теперь, и не ты разобьешься о скалу, а скала скроется в морской пучине. Нет, возврата к прежнему не будет!»

— Нет, нет! — жестко сказал Филипп. — Не надо слов. Не будет ни допроса, ни обвинительного акта, ни речей защиты! Хватит! С этим покончено!

И она тоже поняла, что со старым покончено, поняла, что спасенья нет, она тонет, и протянула руку, словно для того, чтобы удержаться, а Филипп схватил ее, но не для того, чтобы спасти.

— С этим покончено! — повторил он так, будто обрушивал на голову Анеты каменную глыбу.

Он чувствовал, как его пальцы ползут вверх и вонзаются в ее кожу, видел ее лицо, искаженное болью и страхом. Обессиленная, беззащитная, она протянула ему и другую руку, и он схватил ее, и боль стала вдвое, втрое сильнее. Анета закричала, но даже не попыталась вырваться. И, чувствуя, что она всецело в его воле, он все глубже впивался в ее руки, в ее плечи и грудь, и на мраморно-белой коже Анеты оставались широкие фиолетовые следы.

— Шлюха! — шептал он, глядя на следы своих пальцев.

— Нет, нет! — в отчаянии вскрикнула Анета и повисла у него на шее. Они упали на пол, и Филипп обеими руками схватил ее за горло.

— Нет, я тебя не задушу, — яростно шептал он ей прямо в лицо, — но я не оставлю на тебе живого места; изорву на клочки, а потом сошью заново!.. Я сделаю тебя другим человеком...

Он чувствовал, что теряет рассудок, он бил куда попало и как попало. Ей было больно, невыносимо больно. Но Анета знала, что больше ей негде искать спасения. Ни у кого другого, только у Филиппа. И она цеплялась за него, как утопающая, и прижималась К нему, и стремилась — если это удастся — слиться с ним воедино, и так было до тех пор, пока Филипп не почувствовал, что удары становятся слабее, что бить уже не хочется и другая, неподвластная ему сила берет верх над каменной неприступностью, которую он так старался удержать в себе.

Глава одиннадцатая

УЛЕЙ

Голос трудового народа

Год издания 4-й, № 48—49,

Вторник 15 июня 1936 года

Владелец и директор Агисилаос Кевкрикидис

ПОСЛЕ ТРОЯНСКОГО КОНЯ

Открытое письмо г-ну председателю муниципального совета

Господин председатель!

Нет во всем нашем городе ни одного здравомыслящего человека, который поверил бы, что голос «Улья» больше не раздастся. Если кто и придерживается такого мнения, это говорит лишь о том, что он утратил способность трезво оценивать события и факты. Итак, две недели спустя после погрома, учиненного в нашей редакции, и прискорбного заседания совета, состоявшегося на следующий же день, мы обращаемся к вам публично. Впрочем, обращаемся-то мы, конечно, не к вам (и не к господину номарху, который счел возможным и в юридическом, и в нравственном отношении после провала позорного маневра с троянским конем наделить вас всей полнотой власти и превратить в мэра-председателя!). Мы обращаемся не к вам, во-первых, потому, что уверены в вашей неспособности краснеть, а во-вторых, потому, что во всей этой достойной осмеяния истории вы играете известную роль четвероногого, на которого надели ошейник и ведут на привязи.

Итак, мы обращаемся к народу, к умным и честным согражданам, которые, к сведению господ председателя и номарха, отнюдь не троянцы... Каков же итог прискорбного заседания совета? Несомненно, следующий: уловка со статуей не пройдет! Канула в Лету эпоха троянских коней! Приходится признать, что замысел провести Маркелоса Калиманиса в мэры под прикрытием статуи был поистине сатанинским, но и вы не сможете не согласиться с тем, что сами же дали своему кандидату наиболее точную характеристику, уподобив его бездушной вещи, статуе, каменной или бронзовой — вы так и не объяснили, какой именно. (И горе нам, если бы наши сограждане смирились с тем, чтобы нам на голову посадили такую вот бездушную... кувалду!)

Однако довольно шуток. Вся эта история недешево обошлась нашему городу, а опасность, нависшая над нами, смертельна. Вот уже почти двадцать дней мы живем без муниципальных властей. Между тем накопилось множество неотложных дел, имеющих жизненно важное значение для населения. Когда же выдадут компенсацию пострадавшим от наводнения после дождей, на что в свое время было выделено 300 тысяч драхм? Воспользовавшись беспорядками, эту сумму сократили вдвое — в пользу потерпевших от наводнения жителей Эгиона, родного города господина номарха. Кто позаботится теперь о займах для виноградарей? Или заботу об этом переложили на статую?

Есть и другие не менее острые проблемы: что будет с колодцами и водохранилищем? Мы не раз уже обращали внимание общественности на то, что хлорирование воды не производится и в ней беспрепятственно размножаются смертоносные, в частности тифозные, бактерии. Работа ответственного за содержание водохранилища — известного террориста Лингоса — не контролируется. Да и кто будет его контролировать? Он же исполняет обязанности инспектора санитарного надзора и, таким образом, является безраздельным и никому не подотчетным владыкой водного царства. Лишь изредка ему приходит в голову заглянуть на место своей службы и бросить горсть хлорки в ту грязную лохань, которую мы привыкли называть водохранилищем. Однако если кто-нибудь вздумает посмотреть ка водохранилище, то отвратительная картина застойной, затянутой ряской воды будет преследовать его даже ночью, кошмарным видением нарушая сон. Более того...»