Чудес никто не отменял - [18]

— Спасибо.

— Бормыш, — опять заорал кот, — скотина этакая!

— Не ори ты так, — по водосточной трубе заскрипели когти и на крышу выскочил запыхавшийся серый кот, — чего хотел? Опять соседские буянят?

— Вот, знакомьтесь, Рудольф.

— Очень приятно, — без особого восторга кивнул кот, — Бормыш, и все вопросы к хозяевам.

— А вон тот, — Одик кивнул в сторону спящего кота, — Уран. Он бездомный. Или вольный, как он сам себя считает. Уран, поздоровайся с человеком.

Уран открыл один глаз, обвел взглядом всех присутствующих, и снова, как казалось, уснул.

— А это легко, — поинтересовался Рудольф у Бормыша, — забираться на крышу по трубе?

— Проще над суетой подняться, — как-то изощренно ответил тот.

— А другой способ есть?

— Есть несколько, но этот быстрее.

— Бормыш решил, что намечается жаркая дискуссия с нашими соседями по поводу территориальной целостности и неприемлемости нарушения границ, — пояснил Одик, — вот и поспешил.

— Позавчера хорошая беседа получилась, — вспомнил Уран, не открывая глаз, — до сих пор голова гудит.

— А как я Аристарху по морде засандалил, — похвастался Одик.

— Все это, конечно, здорово, — прервал их Бормыш, — но не объясняет, зачем я вам понадобился? До обеда еще далеко.

— Заседание перенесено на утро, — поведал Уран, — намечается нечто интересное.

— Давайте, давайте, — с радостью отозвался Бормыш и вскочил на ближайший ящик.

— Бормыш, — торжественно начал Одик, — хочу тебе сказать, что ты погряз в грехах. Просто утопаешь в них.

— В чьих грехах? — осведомился тот.

— Ну, нельзя погрязнуть в своих грехах, если ты их не совершал, это даже нелогично. В чужих грехах ты погряз, бедолага.

Бормыш только усмехнулся.

— Не скажу, что я в ужасе от услышанного, но хотелось бы конкретики.

— С удовольствием!

Одик указал лапой на Рудольфа, который уселся на бордюре крыши и с интересом слушал котов.

— Ты хотел узнать, что делает здесь этот человек по утрам?

— Нет, я не хотел знать, чего он тут делает по утрам. Я только высказывал недовольство по поводу его присутствия, — и тут же обратился к Рудольфу, — ничего личного.

Рудольф понимающе кивнул.

— Так, — задумчиво произнес Одик, — разговор споткнулся в самом начале. Уранчик, а ты хотел знать, что…

— Мне по-барабану, — отозвался Уран, — но его постоянное хлопанье дверью чердака мне мешает спать по утрам.

— Ну хорошо, — замахал лапами Одик, — допустим, мне интересно, хотя на самом деле, это не так, что делает этот замечательный человек на крыше по утрам.

— И что же он делает? — спросил Бормыш.

— Он смотрит на восход солнца! — радостно огласил Одик, — Как вам такой поворот?

Не оценив его энтузиазма, Бормыш пожал плечами:

— А я каждый вечер смотрю на закат того же самого солнца. Ты же не кричишь об этом на каждом углу. Или мое занятие не такое глобальное в масштабах нашего двора?

— Но он-то считает, что встреча солнца снимает один грех с его души.

— Поверье такое, — сказал Рудольф в свое оправдание.

— Так-так-так, — оживился Бормыш, — ты хочешь сказать, что его грехи переходят на меня?

— Закон единства и борьбы противоположности в действии, дамы и господа, — огласил Одик, — он встречает солнце, ты провожаешь. Его грех уходит, ты его обретаешь!

— А так же закон сохранения энергии, — добавил Уран, он вскочил и, позабыв про сон, начал ходить кругами, — ничто не приходит из ниоткуда, и не уходит в никуда. Если грех исчезает в одном месте, то обязательно появляется в другом! Хэви металл!

Он поднял передние лапы вверх и в экстазе упал на спину, блаженно улыбаясь небесам. Стая испуганных голубей пронеслась над компанией.

Рудольф был заворожен увиденным. Коты-философы, фанатики этой заумной науки, клуб по интересам. Солнце уже встало у него за спиной, но этот момент остался незамеченным и, согласно философии, уже никогда не повторится в его жизни.

— Подождите. Давайте по порядку, — призвал котов Бормыш, — Рудольф встречает солнце и тем самым облегчает свою душу. Я провожаю солнце и покрываюсь грехами этого человека, при этом не греша.

— Ну, может не этого человека, а другого, — предположил Одик, — или разных, но по очереди.

— И все это из-за закона единства и борьбы противоположностей?

— Все верно, коллега, — кивнул Одик, — все верно. Там ушло, тут пришло, как сказал товарищ Кант.

— Если вспомнить институт, — вставил Рудольф, — это сказал не Кант.

— Да без разницы, это для проформы, — махнул лапой Одик, — мы книг не читаем и не пишем.

— Джимми Йоханссон пишет, — возразил Уран.

— Это норвежский кот, — пояснил Одик для Рудольфа, — уникальная, но бесполезная личность. Сам пишет, сам читает, и перечитывает помногу раз. Да, и Норвегия, это такая страна.

— Стойте, братва, — Уран поднял лапу, привлекая внимание, — а если эта цепочка движется в обратную сторону?

— Ты считаешь, что Бормыш сам забирает грех у Рудольфа? — спросил Одик.

— Я только предположил. Допустим, Бормыш забирает грех из какой-нибудь копилки грехов, а Рудик самоотверженно вынужден восполнять этот пробел. Может он поэтому и поднимается на крышу, подсознательно того не желая.

— Но я желаю, — возразил Рудольф, — это мое взвешенное решение.

— Я ни у кого ничего не забираю, — возмутился Бормыш, — мне своих грехов хватает.