И куда, ты думаешь, они летели?… В пустую квартиру на Воробьевке, где не было теперь ни матери, которая лежала на кладбище в сырой земле, ни Коли, судьба которого забросила на чужбину. И Глазастая все это отлично помнила, но не останавливала свой бег. Зачем?! Ответа на это нет.
Вообще, Джимми и Коля — ровесники, и сколько Джимми себя помнил, Коля всегда был рядом с ним. Понимаешь, они росли как братья. Когда они были маленькими, то Джимми спал в ногах у Коли. Сначала мама Глазастой наказывала его за это, но он все равно упрямо залезал к мальчику в кровать. Стали закрывать дверь в Колину комнату, а утром Джимми все равно был на своем месте. Потом оказалось, что Коля, который едва ходил, ночью выползал непонятным образом из кровати, бесшумно открывал дверь и впускал Джимми. Как тебе известно, Коля не как все люди: он немой. Но Джимми ведь не было до этого никакого дела, ему было все равно, разговаривает Коля или нет. Они друг друга понимали без слов. Коля любил Джимми, а Джимми любил Колю. Вот в чем дело.
Прибежали они, значит, на Воробьевку. Глазастая села в любимое кресло матери и замерла. А Джимми начал шерстить по углам в поисках Коли, наконец понял, что его в квартире нет, нашел любимую игрушку его, подполз к Глазастой, почему-то не подошел, а именно подполз на брюхе и лег у ее ног.
Неизвестно, сколько времени они так сидели, не проронив ни звука, но тут зазвонил телефон, она сняла трубку, и отец сказал ей: „Мы о такой прогулке не договаривались. Живо домой!“ Глазастая собралась, взяла Джимми почему-то на поводок, хотя она этого почти никогда не делала, и вышла на улицу.
На перекрестке Джимми неожиданно сильно и резко рванул вперед, Глазастая упала, выпустила поводок… и Джимми оказался под колесами машины. Естественно, машина остановилась, вокруг лежащего Джимми сгрудилась толпа. Глазастая наклонилась над ним, он открыл глаза, как человек. Посмотрел на нее печально и умер. Представляешь?! Думаю, он нарочно бросился под колеса: жизнь стала для него невыносимой, не выдержал людской подлости.
Тут приехала ветеринарная „скорая“ и увезла Джимми, а Глазастая, не помня себя, поплелась в неизвестном направлении.
Ну а дома, на улице Фигнера, паника. Нет Глазастой в десять, нет в двенадцать… Телефон на Воробьевке не отвечает. Отец почувствовал недоброе, у самого ведь рыльце в пушку. Хотя мачеха его успокаивала, нажимая на строптивый характер его дочери. Может быть, она зашла к подружке и заболталась, а может быть, не идет домой, чтобы позлить их и доказать свою самостоятельность. Но отец Глазастой все же не вытерпел и отправился на поиски дочери, поехал на Воробьевку.
Тут важная деталь, почему он туда поехал. Он все время звонил туда, а телефон был занят. Тогда он позвонил на телефонную станцию, он ведь большой начальник, ему проверили и ответили, что по телефону никто не разговаривает, а просто сняли трубку. Вот тут он и заспешил…
Выходит из машины, видит: свет горит. Добежал до дверей, звонит — никто ему не открывает.
Стучит кулаком, грохочет на весь подъезд — никакого ответа. Зато выходят соседи и требуют, чтобы он прекратил безобразие. А он на них никакого внимания. Разбежался и как шарахнет плечом по двери, он здоровый, говорят, спортсмен, из тех, кто каждый день по утрам бегает трусцой, и… вышиб дверь!
Глазастая лежала на полу без сознания в луже крови. А рядом на стуле — таз с водой, тоже окрашенной кровью.
Оказывается, она решила покончить с жизнью! Представляешь?! Налила в таз горячей воды, разрезала бритвой на кистях вены и опустила их в таз. Говорят, когда так делаешь, то не больно. Ну, в общем, кровь у нее текла, текла, пока она не потеряла сознание и не грохнулась.
Отец поднял Глазастую на руки — и вниз, в машину, мимо ошалелых соседей. Только его находчивость и спасла Глазастую, а то уже бы не было ее в этом мире.
Ей влили несколько литров крови. А сейчас она находится в больнице, и не просто в больнице, а в психушке. У нее тяжелая депрессия. Слыхал о такой болезни? Степаныч говорит, это когда душа заболевает. Я стала ехидничать, спрашивать: а где душа находится?… А он разозлился и сказал, что все мы говнюки и до души не доросли.
Пока! Опаздываю в училище. Писать больше не буду, раз ты приезжаешь, а буду ждать. До скорой встречи. Зойка».
Она, не перечитывая, спрятала письмо в конверт, заклеила, написала адрес, который давно выучила на память, вздохнула и подумала: «Как же трудно ждать!»
Затем вытащила из таза кастрюлю с киселем, перелила в бутылку. Остатками наполнила два стакана — Степанычу и себе. Почему-то вспомнила бедного Колю… Вдруг с острой жалостью подумала про Глазастую, достала вторую пустую бутылку и вылила туда свой стакан киселя, постояла, вылила второй, Степаныча. «Ничего, — решила она. — Не маленький, обойдется».
«Глазастая, выпей весь кисель, в нем много витаминов, полезных для тебя. — Задумалась, что бы еще написать, а то записка получилась невнушительная, но так ничего и не придумала. Да и что тут придумаешь, когда один день похож на другой? Но спохватилась и приписала: — Через месяц возвращается Самурай! Готовься к старой жизни. Вот заживем!