Что такое руна? И другие эссе - [27]
С некоторыми оговорками, именно это я и имел ввиду. Однако тут всё не так просто. Во-первых, как уже говорилось в «Четверице»: «Моя конечная цель заключается в том, чтобы видеть и чувствовать так, как это делали мои предки». Кто-то может заявить: «Вы не продвинулись ни на шаг в этом деле. По сути, теперь вы ещё дальше от цели, чем были в начале. Наши предки верили, что действительно существует Муспельхейм; что это было реальное место, но вы-то так не думаете. Вы считаете, что это попросту символ идеи или природного феномена. Вопреки утверждениям, ваш подход это не попытка восстановить верования наших предков; ваш подход — это интерпретация в доступном современным людям ключе».
Мой ответ будет весьма непрост[70]. Во-первых, тут явно прослеживается снисходительность к нашим предкам. Да, я предложил интерпретацию их космологии и объяснил, что, по моему мнению, означают девять миров в действительности. Но я не считаю, что просто накладываю свои мысли на мифы. Я считаю, что наши предки были умудрёнными мыслителями, которые довольно хорошо понимали, что их мифы были символическим выражением фундаментальных истин. Однако они использовали тип мышления который теперь кажется нам чуждым.
Я обозначил этот тип мышления как «мифопоэтический» в эссе «Что такое руна?» «Образные универсалии» я определил как базовую характеристику. Для нас такой склад ума выглядит странно и чужеродно, так как мы привыкли обращаться почти исключительно с интеллектуальными, абстрактными универсалиями. Мы не можем себе представить, чтобы наши предки в процессе создания мифа и поэзии, не начинали с каких-то интеллектуальных универсалий — другими словами, абстрактных идей — а уж потом создали «символические» или чувственные способы их выражения. Таким путём в наши дни может следовать поэт или беллетрист. Они начинают с идеи, потом ищут некий «поэтический» или аллегорический способ её выразить. Я считаю анахронизмом предполагать существование такой процедуры у наших предков, так как это фундаментальное непонимание мифопоэтического мышления.
Я предполагаю, что наши предки буквально мыслили категориями образных универсалий. Они схватывали то, что мы назвали бы «идеями» в форме образов, мифов и символов. Другими словами, они не начинали с абстрактных идей, «одевая» их потом в поэзию. Нет, они начинали с поэзии, которая была их способом выражения и понимания природы мира. В «Четверице» я рассматривал точку зрения Хайдеггера, что поэзия есть «первичная форма строительства» и «первичное принятие обитания». Поэзия (и, шире, миф) является первичной формой, в которой люди высказывают сущее.
Поэзия была способом наших предков выразить фундаментальные истины[71]. Кроме того, как все знают, поэзия берёт своё начало в интуитивном, дорефлексивном вдохновении. Из этого следуют удивительный вывод: мифы наших предков были подлинными озарениями интуитивной, нерациональной природы[72]. Я убеждён, что эта же причина лежит в основе всех моих изысканий и размышлений о германской традиции. Я верю, что обладаю особым доступом к правде, поэтому и пишу комментарии к мифам и традициям предков. Кроме того, по поему убеждению, мы должны трудиться, чтобы возродить правду и присущий нашим предкам способ доступа к ней (последнее является наиболее сложным).
Таким образом, когда мой воображаемый оппонент говорит мне, что «Наши предки верили, что Нифльхейм действительно существует; что это реальное место», я должен ответить и да и нет. Нифльхейм был их способом уловить определённые фундаментальные характеристики реальности. Но существовал ли Нифльхейм в действительности? Да — покуда существует этот фундаментальный аспект реальности. Значит ли это, что если мы проделаем путь достаточно далеко на север, мы набредём на местность, где ледяные, наполненные ядом реки кишат змеями? Нет. Но думать о Нифльхейме как о чисто физическом месте с определёнными характеристиками, значит совершенно не понимать его значение и недооценивать наших предков.
Вне всяких сомнений, наши предки считали Нифльхейм реальным местом. Однако сложнее всего понять, что для мифопоэтического мышления Нифльхейм одновременно являлся настоящим местом и символом — потому как мифопоэтический ум понимает фундаментальные аспекты реальности (или фундаментальные идеи) опространствением, овременением и олицетворением их. То, что для нас является простым «концептом» или абстрактной идеей для предков было чем-то конкретным и осязаемым. В отличие от современных людей, исследовавших практически каждый сантиметр Земли и увидевших её из космоса, наши предки были окружены со всех сторон неизвестным. Их умы работали над тем, чтобы идентифицировать тайные источники сущего, фундаментальные аспекты реальности, после чего проецировали их вовне на неизвестность как на чистый экран, гипостазируя их как отдалённые районы и «миры».
Как я уже отметил ранее, результатом этого мыслительного процесса стала не последовательная или «логичная» космология. Германская космология, взятая как буквальное мнение о множественности миров, кишит всевозможными противоречиями и несовпадениями. Будто наши предки, «проектируя» эти миры, мало или вообще не думали над тем чтобы сделать своё мифическое мировоззрение последовательным или логичным. Наверное, именно так всё и было. Для них имела значение только описательная и объяснительная сила принципов, изложенных в мифической форме, при этом не учитывалась логичность и последовательность мифа — или хотя бы конкретность и визуальная наглядность. Это ещё одна базовая характеристика мифопоэтического мышления — характеристика, в которую нам очень сложно вникнуть.
