Что посеешь... - [4]

Это я чётко понял лет в пять. Поручили мне корову пасти. А травы ещё нет настоящей, торчит в основном из земли пырей-острец. Корова своими мягкими губами не может его ухватить, потычется и голодная отойдёт. Овца-то вместе с землёй выгрызает его, а корова не может! Так проходили вместе с ней целый день. Вечером мать доит — молока мало, только телёнку, нам нет.

«Плохо ты, Егорушка, Зорьку пас!» — мать говорит.

Да я и сам чувствую, что плохо: в животе от голода урчит!

Походили мы так с ней дней пять, а потом я с отчаяния что придумал — сам придумал, никто мне не подсказывал: стал руками своими выкапывать пырей из земли, в кучку складывать и корове приносить. Гляжу — ест! Сейчас я профессор, доктор наук, но работа мысли моей именно с этого началась! Вечером доит мать корову — молока больше и всем уже по кружке досталось! Прямая связь: как поработаешь — так и поешь.

И не только весной это чувствовалось, а весь год подряд. Часто у нас в степи сразу после весны засуха начиналась, и тут тоже твоя сообразительность и предусмотрительность всё решала. Сколько ты сумел заготовить, сколько запас — для себя, для овец, для свиней, для кур, — в зависимости от этого и жизнь твоя сложится — и на жаркое лето, и на холодную зиму. Сколько накосил, намолотил, навеял — столько всего и будет у тебя.

Стоит под навесом бочка с водой, и все дети, даже кто едва научился ходить, бросают в неё азадки, как у нас называлось: шелуху, лопухи, сорняки. Оно там бродит, пузырится, раскисает, а зимой выливают это в корыто: пойло скоту!

Весна прошла — начинает расти всё в поле, на огороде. Но без надзора оставлять это нельзя, нужен уход. И тут опять не обойтись без детей.

В огороде на грядках росли у нас морковь, огурцы, картошка, тыква, помидоры. И всё это надо было пропалывать — ряд за рядом.

Помню, пололи мы со старшей сестрёнкой Настей морковь. Я выдергал сорняки рядах в десяти — и чувствую, больше не могу уже: в горле пересохло, перед глазами круги — под самым жарким солнцем приходилось работать. И тут решил я облегчить себе задачу — не вырывать каждый сорняк в отдельности, а ногтями выскребать. Быстрее дело пошло! Обрадовался, быстро дополз так до конца грядки. Поднял голову — мать стоит.

«Так, — говорит, — Егорушка, не годится! Так через два дня снова сорняки эти вылезут. Плохо работать — себя наказывать! Устанешь, и зря: скоро всё сначала придётся начинать! Ладно, иди сегодня отдохни, а завтра как следует всё начни!»

С тех пор я это запомнил: плохо работать — себя наказывать!

Потом просо начинает расти, детей в поле на прополку посылают. Помню, мы с Ниной ходили, младшей сестрой. Дадут нам хлеба краюшку, крынку молока, по паре яиц — и на целый день.

Ползёшь между просяными рядами, а сорняков перед глазами — заросли! Лебеда, повилика, вьюнок с фиолетовыми такими цветами-граммофончиками — всё перепутано между собой. Проползёшь ряд — целый стог сена с собою вытаскиваешь. А бросать тут же нельзя: снова прорастёт. Надо подальше в сторону относить. Отнесёшь — и заползаешь в новый рядок. А там жарко, воздух неподвижный, ветерок не проходит, пот течёт, с грязью мешается, всё тело чешется. Сейчас бы, думаешь, на речку, искупаться — и таким уже неземным блаженством это представляется!

Но ты уже старший, должен младшим пример показывать, поэтому только покрикиваешь на Нинку, чтобы сорняков за собой не оставляла.

Вот уже солнце к закату склоняется. Все рядки пройдены, сорняки отнесены в сторону, сложены в кучу. Ещё раз осмотришь всё — и тогда как бы неохотно так говоришь: «Ну чего, Нинка, скупаемся, что ли?»

Как я тогда купаться любил! Именно — не просто так, от нечего делать, а когда поползаешь целый день в горячей пыли.

«Купаться! Купаться!» — Нинка радуется. Хватаем наш узелок — и к речке сбегаем. Тогда у нас три лучших места купания было, как бы сейчас это назвали — пляжи: под Самохиными, под Булановыми, под большим проулком.

Там берег песчаный был, чистый, вода прозрачная. Помню, тогда — задолго до изобретения ещё разных аквалангов — я уже под водой любил всё рассматривать! Водоросли, плавучие жуки, рыбки сверкают, и по всему этому золотая сеть извивается от солнца и волн!

Сначала просто окунёшься, чтобы зудеть кожа перестала, потом уже начинаешь как следует купаться. Тут же — к вечеру уже — и другие ребята спускаются, отработав своё. Начинаются игры — догонялки, брызгалки. Я, помню, чемпионом по брызгалкам был — никто меня перебрызгать не мог. Тоже благодаря одному изобретению моему: я руку таким ковшиком делал, вода как по жёлобу летела, точно противнику в глаз или в рот! Долго купаешься, пока мать на обрыве не появится, ужинать не позовёт.

Самое большое удовольствие было тогда — купаться! Во время гражданской войны кто-то вдруг сказал, что в воде пули не летят, и чуть стрельба начинается — мы в воду! Идёт бой, а мы купаемся.

Но и работа не останавливается: есть-то надо. Кончается прополка — начинается сенокос. Все травяные луга делились на равные участки — паи, и каждая семья тянула жребий, чтобы всё было честно. Сколько в семье было едоков, столько ей полагалось паёв.