Что посеешь... - [3]

— А скажи... — Он вдруг прикоснулся ко мне как-то осторожно и сконфуженно, как к больному. — А что-нибудь на свете тебе интересно?

— Ну почему же... многое! — сказал я.

— Да? Ну скажи тогда: какая сейчас погода на улице?

Я отодвинул штору, посмотрел.

— Мерзкая! — усмехнулся я.

— Ну а какая конкретно?

Я пожал плечом.

— Да-а. — Он даже с какой-то жалостью посмотрел на меня. — Плохо же ты живёшь, если природа тебя не касается!

— Ну касается... немножко, — проговорил я.

— Немножко! — повторил он. — Мы, помню, с самых ранних лет на природу смотрели во все глаза — и интереснее ничего нет, никакой театр не сравнится, никакой телевизор!

— И... на что же вы смотрели там?

— На всё! Но может, всё дело в том, что от природы вся жизнь наша зависела, от неё кормились, — а вы теперь даже не понимаете, что откуда!

— Понимаем! Я же был у тебя на полях!

— Был! Ну и что ты видел там... внук агронома?

— Грязь! — Я усмехнулся.

— Грязь! — проговорил он и снова с жалостью посмотрел на меня. — Бедные вы, бедные! — Он вздохнул. — У нас каждый день года был полон событий! А у вас!

— У нас тоже бывает... иногда! — обидевшись, проговорил я.

— Иногда! — повторил он. — А у нас событие было каждый день!

— Каждый?

— Каждый! — задорно проговорил он.

— Ну... и какие же это были события? — с некоторой уже завистью поинтересовался я.

— Рассказать?!

Я глянул на часы:

— Ну расскажи.

ДЕД С ДВУХ ЛЕТ

— Знаешь, от чего зоркость человеческого глаза увеличивается? — сначала спросил он.

— Нет. От чего?

— От голода! Когда человек — а особенно ребёнок — голодный, он сразу всё вокруг очень чётко начинает видеть! И соображать тоже. В деревне у нас очень рано человек начинал понимать: что сам сделаешь — только то и поешь! Как в деревне говорили у нас: «Как потопаешь, так и полопаешь»! Поэтому мы очень зорко вокруг смотрели. С двух лет, а может быть, и раньше. Особенно это проявлялось ранней весной, когда все запасы кончались. Бывало, ходишь за матерью: «Мам, дай хлебца!» А она: «Так нету, сынок». Поэтому знаешь как мы ждали весны, когда хоть что-то из земли начнёт расти?! Вы сейчас, наверное, и не помните, какое число, — а мы тогда каждый день считали, особенно весной. Как только снег сойдёт, солнышко пригреет, так мы сразу бежим в поля. Знаем уже, что должны вылезти из-под земли всякие съедобные растения. Вот ты какие растения знаешь?

— Лопух! — крепко подумав, ответил я.

— Вот именно! — усмехнулся дед. — А мы, только научившись ходить, уже десятки растений знали — и не просто с виду, но и на вкус!

— Ну и какие это были растения?

— Много их. Касатка! Такая луковичка, выпускает сочный такой лист, похожий на ласточкин хвост. Ещё — купырь борщевой! — Дед даже причмокнул от наслаждения. — Вроде морковки — хрусткий, сочный!

— А сейчас... нигде их нельзя найти?! — Я вдруг почувствовал сильный голод, даже слюнки потекли.

— Почему же нельзя? — проговорил дед. — Всюду растут! Только уж не замечает их никто.

— Пойдём, покажи! — Я поднялся со стула.

— Какое время года, по-твоему, сейчас? — поинтересовался дед.

— Осень, кажется. — Я глянул в окно.

— А я про весну толкую тебе, — сказал дед.

— Но когда весна будет, покажешь? — попросил я.

— А, всё равно ты не запомнишь! — Дед махнул рукой.

— Почему это я не запомню? — обиделся я.

— Ну ладно, покажу, когда май придёт. Но ещё раньше, в апреле, важное происходило событие — даже не знаю: с каким событием в теперешней жизни можно сравнить? Корова отелилась! Значит, скоро будет молоко! Все дети это очень даже хорошо понимали, ждали с нетерпением, какой телёночек родится. И вот — почему-то это обычно ночью случалось — вдруг шум, колгота: телёнка тащат из хлева в избу. Он ещё еле стоит, ножки подгибаются. Все сбегаются смотреть, какой он: пёстрый, коричневый, есть ли звёздочка на лбу, как у матери? И теперь надолго уже любимая игрушка у ребят этот телёнок! И не просто играют, а ухаживают за ним, причём уже со знанием, с толком. Взрослые и не подходят к нему, знают: дети всё правильно сделают! Вообще, живность им не в диковинку: зимой в избе то поросят маленьких держат, то козлят. Это сейчас заведут дома щенка или котёнка и счастливы, а тогда по десять поросят — розовых, прозрачных, как фарфоровых, — и штук пять козляток — беленьких, красивых — всю зиму в избе держали. Козлята особенно нас веселили: как начнут вдруг прыгать по всей избе — дети радуются, смеются. А козлёнок — на сундук, оттуда через всю избу на печь, с печи на полку! Помню, один козлёнок даже в открытую дверцу печи запрыгнул: не успели опомниться — он уже там, еле успели за задние ноги вытащить его! Но телёнок — это особое дело. Потому что все уже знают: раз телёнок, значит, у коровы скоро будет молоко, а вкуснее молока ничего я на свете не пробовал. Это сейчас — лимонад, пепси-кола, но разве может это сравниться с молоком от своей собственной Зорьки! Первые две недели молока не дают: всё телёнку идёт. Никто и не думает капризничать, требовать молока себе, даже самые маленькие дети всё понимают. Наконец корова раздоится, мать надаивает большое ведро — тогда оно называлось «конное», — процедит через марлю его, чтобы всякий мусор отделить, и горячее, с пеной, разливает нам по кружкам! Вот это радость была! Вот тут мы и чувствовали раз и навсегда, как накрепко мы с природой связаны! Что ты сам сделаешь — то и будет! Ничего не сделаешь — ничего и не получишь! Больше поработаешь — больше и получишь.