Что гложет Гилберта Грейпа? - [82]
— Поздно уже телевизор смотреть, — вдруг заявляет она, пультом выключая телик.
Порой в маме просыпается милосердие.
— Обсудить не хочешь?
— Спокойной ночи, мам.
— У парня талант, Гилберт.
— Несомненно. — Я уже поднимаюсь по лестнице.
— Ладно, если в другой раз захочешь обсудить…
Иду к себе в комнату. Подперев дверь красным креслом, прямо в одежде заваливаюсь на кровать. По потолку тучами плывут тени. Заснуть удается лишь через пару часов.
Во сне слышу крики:
— Убирайся! Иди отсюда!
Включив свет в комнате Арни, застаю брата в белой простыне — укутался с грязной, глинистого цвета головой. Шея и руки будто годами не мыты; лицо морщится от внезапного света.
— Что такое, Арни?
— Ничего.
— Что происходит?
— Ничего.
— Страшный сон приснился?
— Нет.
Поправляю ему подушку, беру мягкого динозаврика и двух плюшевых мишек, сажаю их возле того места, где должна быть голова моего брата.
— Когда человек спит, у него в голове иногда крутятся, ну, как фильмы.
— Сны, — уточняет Арни.
— Да.
— Это был сон. Плохой, страшный.
— Вот-вот. И знаешь, что еще, Арни? — (Он смотрит на меня; единственный глаз адаптируется к свету.) — Ни о чем не тревожься… Я тебя в обиду не дам. Ты ведь это знаешь, правда?
— Правда.
Обнимаю его на ночь.
— Побудь тут. Побудь!
— Но…
— Не уходи, Гилберт. Не уходи.
Выключаю свет и ложусь на нижнюю койку поверх одеяла.
— Арни?
— Что?
— Иногда человеку… эмм… человеку необходимо вырваться… оторваться от…
— Но ты-то останешься. Обещаешь? Никуда не уедешь. Обещаешь?
— Хорошо, Арни. Сегодня никуда не уеду.
— Ага. — Он хихикает.
— Слушай, Арни. Как ты относишься к Лэнсу Доджу?
Притих.
— Ой, ну вообще. Он — гиений.
— Гений. Правильно говорить «ге-ний».
— Ага. Я сам знаю, Гилберт. Господи, неужели я не знаю?
Выжидаю минут двадцать — примерно через такой промежуток времени Арни начинает биться головой — и выскальзываю из комнаты. Внизу мама приговаривает:
— Что за наглость. Другого слова нет. Что-что? Арни в полном порядке, разреши напомнить. Чумазый, да. Но он в полном порядке, и ты не имеешь никакого права… никакого права…
С нижней ступеньки вижу лишь голубой свет экрана, слышу какую-то тихую рекламу, но мамин собеседник или собеседница, видимо, находится в кухне. На цыпочках крадусь по коридору.
— Нет… с Арни мы поступили совершенно правильно. Никакое учреждение, никакой приют не смогли бы дать ему больше… мы держимся… иногда этого достаточно… что-что? Я знаю, что тебе очень жаль. Так и должно быть…
Заглядываю через кухню и вижу: мама сидит у себя за столом, расправив плечи, жестикулирует зажженной сигаретой, придерживает пакет чипсов и вазу с фруктами.
— Мама? — шепчу.
Голова ее дергается в мою сторону. Глаза горят.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю.
Она вглядывается в темноту, где застыл я.
— С кем, — спрашиваю, — ты разговариваешь?
Сует в рот сигарету, закрывает глаза, всем своим видом показывая, что собирается сделать затяжку, и говорит:
— С каких это пор я должна разговаривать обязательно с кем-то?
Ответа у меня нет.
— Может, мне требовалось разобраться в своих мыслях, может, я просто рассуждала вслух.
Подхожу ближе, мимо гор немытой посуды, мимо вонючего помойного ведерка под раковиной. Слышу, как в темноте жужжит муха, и пытаюсь прихлопнуть ее ладонью.
— Мне показалось, ты ведешь с кем-то беседу, — говорю я в надежде обставиться.
— Шел бы ты спать.
— Но ты точно в порядке?
— Спокойной ночи.
Она включает звук на полную громкость. Я уже дошел до лестницы и слышу:
— Этот Лэнс Додж — просто чудо какое-то!
Оборачиваюсь и вижу ее восхищенную улыбку: мать прямо благоговеет перед Лэнсом.
— Как же, наверное, горда его матушка! Ты согласен, Гилберт? Ты согласен?
Смотрю на ее огромные, мясистые очертания. Хочу что-нибудь ответить, но не нахожу слов.
— Эми говорит, ему, скорее всего, предложат должность постоянного ведущего. Это прекрасный шанс! Каждый вечер будет выходить в эфир! Как тебе такое? А?
Медленно поднимаюсь по ступенькам. Мама еще что-то говорит, и я понимаю, что непременно уеду. Покину эти места. После чествования Арни. Сяду в свой пикап — и поминай как звали.
Просыпаюсь с рассветом, обвожу глазами свою комнату. Сворачиваюсь калачиком в своей постели. Меня как ударило. Уезжаю из Эндоры — а ехать-то некуда.
46
За завтраком только и разговоров: «Лэнс то», «Лэнс это». Арни пытается намазать хлеб маслом с помощью пальца, а не ножа: по его словам, «все столовые приборы грязные». Кто бы говорил: малец с черными, как уголь, руками. Стою на крыльце, вглядываясь в небо. Надвигаются тучи, пахнет дождем.
Ко мне присоединяется Эми; говорю:
— Ты посмотри, какие тучи.
— Видел бы ты Лэнса…
— Вероятно, — перебиваю я, — имеет смысл выставить Арни на улицу: пусть его хотя бы дождем окатит.
— Вероятно, — соглашается она, когда я уже сажусь в пикап. — Тебе бы понравился большой экран.
Тут Эми умолкает. Мой скучающий вид и небрежная поза говорят сами за себя. Только она открывает рот, как я поворачиваю ключ зажигания и включаю заднюю передачу. Сдаю назад; сестра провожает меня взглядом — только сейчас, как я вижу, до нее что-то доходит.
Уезжаю.
Захожу в «Хэппи-ЭНДору» за утренним сикс-пэком пива. Но когда Донна, еще не поздоровавшись, спрашивает, видел ли я
В начале 2007 года читатели «Газеты по-киевски» увидели первые выпуски целого цикла статей под общей рубрикой «Записки старого киевлянина». Их автор Владимир Заманский действительно стар и действительно киевлянин - из тех жителей столицы, кто с несколько неоправданной гордостью называют себя «настоящими» киевлянами. На самом деле предмета для гордости здесь нет, поскольку родиться в том или ином знаменитом городе - не наша заслуга и вообще никакая не заслуга, ибо это событие от нас абсолютно не зависело.Другое дело, что Киев и в самом деле знаменит и колоритен, равно как и его жители.
Это история началась с задания написать портреты идеальных мужчин. Что происходило дальше, читайте…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Вяльцев — родился в 1962 году в Москве. Учился в Архитектурном институте. Печатался в “Знамени”, “Континенте”, “Независимой газете”, “Литературной газете”, “Юности”, “Огоньке” и других литературных изданиях. Живет в Москве.
Ольга КУЧКИНА — родилась и живет в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ. Работает в “Комсомольской правде”. Как прозаик печаталась в журналах “Знамя”,“Континент”, “Сура”, альманахе “Чистые пруды”. Стихи публиковались в “Новом мире”,“Октябре”, “Знамени”, “Звезде”, “Арионе”, “Дружбе народов”; пьесы — в журналах “Театр” и “Современная драматургия”. Автор романа “Обмен веществ”, нескольких сборников прозы, двух книг стихов и сборника пьес.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!