Читая «Лолиту» в Тегеране - [83]
Однажды в конце занятия ко мне смущенно подошла одна робкая студентка – она сидела в первом ряду, но почему-то казалось, что она прячется в тени в последних рядах. Она хотела знать: Дейзи – безнравственная? «Вот вы как считаете?» – без обиняков спросила она меня. Что я думала о Дейзи? И почему простой вопрос студентки вызвал у меня такое раздражение? Сейчас я уверена, что мое уклонение от прямого ответа и колебания, мои увертки и заявление, что двусмысленность является центральным элементом структуры романов Джеймса, горько разочаровали ее, и в тот день я утратила для нее авторитет, по крайней мере, отчасти.
Мы открыли книгу на ключевой сцене в Колизее. К недовольству своих «порядочных» соотечественников и соотечественниц Дейзи, презрев осторожность и приличия, пошла любоваться Луной с Джованелли, беспринципным итальянцем, следующим за ней повсюду. Уинтерборн видит их, и его реакция лучше характеризует его самого, чем Дейзи: «Уинтерборн остановился и сначала ужаснулся, а потом, следует сказать, испытал нечто вроде облегчения. Двусмысленность поведения Дейзи ослепила его внезапной яркой вспышкой, и тайну стало легко разгадать. Она была молодой девушкой, к которой джентльмену не стоило больше стремиться относиться с уважением».
Ночь в Колизее оказывается для Дейзи фатальной и в переносном, и в прямом смысле: той ночью она заражается римской лихорадкой[70], от которой потом умрет. Но ее смерть почти предопределена реакцией Уинтерборна. Только что он заявлял о своем безразличии к ней, но когда она садится в экипаж и готовится уехать, он рекомендует ей принять таблетки от римской лихорадки. «„Мне все равно, – странно тихо отвечала Дейзи, – заболела я римской лихорадкой или нет“». Все в группе согласились, что отношение юноши к Дейзи символически предопределило ее судьбу. Дейзи плевать на общественное мнение, но не плевать на мнение Уинтерборна; ей важно, чтобы он думал о ней хорошо. Она постоянно интересуется, как он относится к ее поступкам. Вслух она этого не говорит, но на самом деле она отчаянно и вопреки себе хочет, чтобы он доказал свою преданность, не упрекая ее в аморальности, а принимая такой, какая она есть, без дополнительных условий. Как ни парадоксально, в конце романа именно Дейзи оказывается не плевать на чужое мнение; умирая, она доказывает свою преданность Уинтерборну.
Не только Уинтерборн испытал облегчение, увидев истинное лицо Дейзи. Многие мои студенты испытали то же самое. Рухи спросила, почему роман не заканчивается смертью Дейзи. Не лучше ли было на этом остановиться? Ее смерть кажется наилучшей развязкой для всех участников этой ситуации. Гоми злорадствовал, что Дейзи поплатилась жизнью за свои грехи, а большинство других учеников теперь могли сопереживать ей, не испытывая угрызения совести.
Но на этом роман не заканчивается. Он заканчивается так же, как начинается, и главный герой романа – не Дейзи, а Уинтерборн. В начале тетка предупреждает его, что он в опасности и глубоко заблуждается насчет Дейзи. При этом она имеет в виду, что Дейзи может его одурачить. Теперь, после смерти Дейзи, Уинтерборн с горькой усмешкой напоминает тетке: «Помнишь свое прошлогоднее замечание? Ты была права. Я ошибся, и это было неизбежно. Я слишком долго жил в чужом краю». Он недооценил Дейзи.
В начале романа рассказчик упоминает, что Уинтерборн, по слухам, состоит в романтической связи с иностранкой. Описав полный круг, роман заканчивается тем же утверждением: «Тем не менее, он вернулся в Женеву, и о мотивах его пребывания там продолжают поступать самые противоречивые сведения: сообщают о его усердной „учебе“, намекая при этом, что он питает неподдельный интерес к весьма образованной иностранке».
Читатель, который до самого конца идентифицировал себя с героем, остается не у дел. Выходит, Дейзи, подобно цветку, в честь которого она названа[71], – не более чем прекрасное и краткое увлечение. Но этот вывод не совсем верен. Тон рассказчика в конце заставляет усомниться, что Уинтерборн сможет когда-нибудь воспринимать жизнь, как прежде. Прежнюю жизнь не вернуть – ни Уинтерборну, ни ничего не подозревающему читателю. У меня был шанс убедиться в этом позже, когда мои бывшие студентки пересмотрели свое ошибочное мнение о Дейзи в сочинениях и обсуждениях.
17
Моя подруга Мина напомнила определение цели литературы, данное Джеймсом в «Трагической музе»: создать «искусство, которое передает всю сложность человеческой натуры и вызывает недоумение в обществе». Вот почему Джеймс так сложен для восприятия. Мина была специалистом по Джеймсу, и я рассказала ей о сложностях, возникших у студентов с восприятием «Дейзи Миллер». Мина несколько встревоженно добавила: надеюсь, из-за его сложности ты не собираешься бросить его изучать. Я заверила ее, что такого намерения у меня нет; как бы то ни было, дело не в сложности, а в том, что Джеймс вызывал у студентов неловкость.
Я сказала ей, что основная проблема заключалась как раз не в студентах вроде Гоми, не признававших никакой двусмысленности, а в других, павших жертвами недвусмысленного к ним отношения с его стороны. Понимаешь, Мина, у меня такое чувство, что люди вроде Гоми умеют только нападать, боясь всего, что не могут понять. Они говорят «нам не нужен Джеймс», что на самом деле означает «мы боимся Джеймса»; он сбивает нас с толку, запутывает, заставляет чувствовать себя не в своей тарелке.
