Чистое золото - [75]

Она любовно смотрит на товарищей, а Мухамет, покрутив с сомнением головой, вежливо отвечает:

— Было бы хорошо, только… этот Степа, пожалуй, не сможет…

Тоня вдруг засмеялась, закинула назад голову и затрясла ею.

— Ты что? Что? — спросил, перегнувшись к ней через стол, Толя Соколов.

— Рада! — ответила она горячим шопотом. — Рада я, понимаешь?

Глаза Анатолия светились живым пониманием.

Она протянула ему бокал:

— Я тебя еще не поздравила. Ну… Желаю счастья!

— А я тебе… Большого-большого…

Они выпили, глядя в глаза друг другу.

Андрей Мохов пожелал произнести тост. Он долго молча смотрел на свой бокал, потом несколько раз повторил:

— Итак, товарищи…

— Ну, что же ты, Андрейчик? Смелее! — кричали ему.

— Нет, не могу! — решительно заявил Андрей. — Хотел сказать много, а на устах только одно: за Надежду Георгиевну!

Тост имел шумный успех. Торжественное «на устах» всем очень понравилось.

Удивил товарищей Ваня Пасынков. Он прочитал стихи, посвященные Сабуровой и совсем складные. Кончались они перефразированными некрасовскими словами:

Со всеми братски ты делилась Богатством сердца своего.

С последним тостом Надежды Георгиевны за молодежь все встали из — за стола, и выпускники устремились к Сабуровой. Лиза, повиснув у нее на шее, кричала:

— Мне всю жизнь, с первого класса, хотелось вас поцеловать, Надежда Георгиевна! Теперь я не школьница, я имею право. Почему Кольке Белову можно, а мне нельзя?

— Как с первого класса? — смеясь, возражала Сабурова. — Ты у меня тогда ведь не училась.

— Все равно! Я предчувствовала, что у меня будет такая учительница, как вы, и мечтала ее поцеловать!

Другие девушки с неодобрением поглядывали на Моргунову, но едва она отпустила Сабурову, начали проделывать то же самое, пока Татьяна Борисовна, решительно расставив руки не загородила директора школы:

— Товарищи, довольно! Дайте Надежде Георгиевне покой!

Перешли в зал. Из распахнутых окон тянуло теплой свежестью ночи. Под руками учительницы пения звенело старенькое школьное пианино. Тоне опять, как во время торжественного заседания и ужина, показалось, что наступает самый прекрасный час вечера.

«Павлик… И ты бы радовался сегодня, как я!» — подумалось ей.

Захотелось побыть одной, помечтать о том, что делал бы и говорил сегодня Павлик, но ребята вдруг зашумели, и музыка смолкла. Тоня увидела коренастого человека с глянцевиточерными волосами и множеством орденских ленточек на груди Окруженный молодежью, он входил в зал.

— Секретарь райкома комсомола! Товарищ Кычаков приехал! — крикнула Тоня так громко, что все обернулись к ней, а Кычаков засмеялся.

Илларион, совсем забыв свою обычную сдержанность бросился к приехавшему:

— Что же так поздно, товарищ Кычаков?

— В Шабраковской школе был. У них тоже нынче выпускной вечер. Ну, ребята, поздравляю вас! Знакомьте с вашими медалистами!

— Кулагина, Дубинская, сюда! А Лиза где? А Соколов?

Кычаков, пожимая медалистам руки, весело, чуть прищурясь, глядел на ребят.

— Золото из рук выпускаем, а? — сказал он словно про себя. — Ну-ну! Летите, товарищи, на большие просторы! А теперь расскажите, какие планы у вас.

Он расспрашивал, кто куда едет учиться, как проходили экзамены.

— Что отец пишет? — обратился Кычаков к Соколову. — Не скоро еще встретитесь? Значит, сына увидит уже студентом! Телеграмму-то отправил ему? Завтра пошлешь? Надо, надо скорее человека порадовать. Нелегко ему вдали от родины, от семьи… А у тебя, Кулагина, как дела с культработой? Сейчас, конечно, затишье?

«Всех помнит, а видел давно», — подумала Тоня и сказала, что с началом подготовки к экзаменам школьники действительно не могли отдавать культработе много времени.

Илларион и Митя Бытотов хлопотали около Кычакова. Им непременно хотелось зазвать его в учительскую и угостить ужином. Но он сказал, что ужинал в Шабраках, и попросил, чтобы на него не обращали внимания.

Он с интересом смотрел на танцы и вместе с ребятами смеялся над Лизой, которая резвилась, как пятиклассница. Она уверяла, что заставит Петра Петровича протанцевать с ней.

— Не верите? Вот глядите!

Лиза подбежала к завучу:

— Петр Петрович, вы никогда не танцуете на наших вечерах. Почему? Неужели не умеете?

— Да что же тут уметь? — ответил Петр Петрович, перегнувшись через окно и выбивая трубку. — Просто как-то оно… несолидно, что ли…

— Сегодня можно! Нам очень хочется, чтобы вы потанцевали!

— Ну, значит, придется доставить вам это удовольствие. Окажите честь, Лизавета Панкратьевна.

— Ой, что это вы, Петр Петрович, так меня величаете? — воскликнула Лиза.

— А сама, поди, рада! Я ведь еще зимой в лесу слышал, как вы мечтали, что вас будут по имени-отчеству называть.

Петр Петрович довольно ловко попал в ритм танца и, сильно притопывая, пошел с Лизой по кругу.

Александр Матвеевич не знал устали, и огненная шевелюра его мелькала во всех концах зала.

Тоня, танцевавшая со всеми, кто ее приглашал, почувствовала, что ей становится душно, и незаметно для друзей выскользнула из школы. Она медленно прошлась по двору, закинув голову и всматриваясь в далекие голубоватые звезды. Потом залюбовалась ярко освещенными окнами школы. Отсюда, из темноты, было очень интересно слушать музыку и смех, ловить взглядом проплывающие по залу пары. Вот Мохов подходит к Лизе, а та смеется и отрицательно качает головой. Какой обескураженный вид у Андрея! Конечно, Лизка отказывается танцевать с ним, говорит, что он и так ей все ноги оттоптал! Надо пойти поплясать с Андрюшей.