Чистое золото - [77]

— Это только казалось или было на самом деле?

— Казалось, казалось… — ответила Сабурова. — Будет преподавать хорошо.

Александр Матвеевич пригласил Новикову танцевать, и она ушла.

— Хорошая девушка, — сказал Сабуровой секретарь. — Самолюбива только очень и мнительна… Ничего, это все обомнется. Но вы-то знали, что она не уедет?

Глаза Сабуровой смеялись.

— А вы хитрая… — сказал секретарь. — У-у, политик! Ну, ведите свою линию. Вы молодежь понимаете. И позвольте вас поблагодарить, — продолжал он серьезно, — за прекрасный вечер, за хороших ребят. Мне нужно уезжать, к сожалению. Будьте здоровы, Надежда Георгиевна!

Выпускники не заметили, как уехали их гости.

Часа в три ночи преподаватели и родители разошлись. Уходя, Надежда Георгиевна сказала, что школа в полном распоряжении ребят и они могут веселиться сколько им угодно.

Тоня тихо беседовала с подругами, когда к ней подошел Соколов:

— Будешь танцевать со мной?

— Буду. А ты что так запыхался?

— Маму провожал… Спешил обратно. Боялся, что вы уйдете.

«Что ты уйдешь…» — поняла Тоня и положила руку на его плечо.

Они были под рост друг другу и долго плавно кружились по залу. Глядя на серьезное, даже торжественное, как ей показалось, лицо Анатолия, Тоня тоже примолкла.

Когда она устала, Толя подвел ее к окну. Они стояли, глядя на тающие звезды, пока Тоня не подумала, что молчание длится уж очень долго.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросила она.

— Знаешь, — ответил Анатолий, все так же строго глядя на нее, — сейчас, пока мы танцевали, я все тебе сказал… Все, о чем ты не хотела слышать… Ты поняла, да?

— Солнце всходит, ребята! Идемте встречать! — крикнула Лиза.

И Тоня, мигом стряхнув с себя овладевшее было ею мечтательное настроение, быстро подала руку Соколову и подбежала с ним к Жене:

— Идем, Женечка, встречать утро!

Все высыпали на крыльцо. Над тусклой землей теплилось и дышало еще сонное розоватое небо. Во всем была просветленная сосредоточенность утра, когда горы, деревья и вода ждут солнца.

Первый чистый луч пробился из-за гор, упал на поселок, заиграл в траве, покрытой матовым холодком росы, на крышах домов и стволах деревьев.

Он осветил побледневшие лица юношей и девушек, заглянул в их немного запавшие от бессонной ночи глаза.

— Ребята, милые, хорошие… — в волнении говорила Тоня, умоляюще глядя на друзей, — я вижу, вы все устали. Только погодите еще, успеете отдохнуть. Ведь больше у нас никогда в жизни не будет такого утра! Может быть, никогда я не скажу вам того, что хочу сказать…

— А что ты хочешь сказать, Тосенька? — Глаза Жени обратились к Тоне.

— Говори, Кулагина! — закричали мальчики.

— Вот что. Я хочу спросить: вы чувствуете, какие мы счастливые? Очень счастливые, по-настоящему… Я это всегда, всегда знаю. Помнишь, Анатолий, я тебе еще зимой говорила?

— Помню, Тоня.

Не потому, что у нас чудесные преподаватели, школа, что мы ее кончили… То-есть не только потому… И не только потому, что все мы здоровы, молоды, дружны. Это нам дано в придачу. А вот просто знать, что мы — молодые люди нашей страны, нашего времени… Ведь это большая честь… Знать, что нас ждет работа, не тупая, бессмысленная, как у молодежи в буржуазных странах, а…

— …живая, творческая работа, — подсказал очень серьезно Илларион.

— Так вот: я хочу, чтобы каждый, каждый из нас, кому потом когда-нибудь будет грустно или трудно, вспоминал эту минуту и знал, что мы все равно счастливые, что бы ни случилось с нами.

— Будем вспоминать и знать, — тихо сказал Соколов. — Ручаюсь за всех, как староста класса.

— Нет, пусть каждый поднимет руку и скажет: «Обещаю».

Они так и сделали.

Петр Петрович, умытый и бодрый, войдя в школьный двор, остановился, увидев взметнувшиеся кверху руки и услышав взволнованное обещание.

— Принимаете пополнение? — громко спросил завуч, зная, что сейчас любому из выпускников трудно будет заговорить о пустяках и непременно затянется неловкое молчание.

Действительно, обрадованные неожиданной выручкой, мальчики встретили его преувеличенно радостно:

— Петр Петрович! Ура!

— Как хорошо, что вы пришли!

— Вы уже отдохнули, Петр Петрович?

— Часочек, — ответил завуч. — Потом зашел ко мне Александр Матвеевич, и мы с ним отправились проведать вас. А по дороге нагнали Татьяну Борисовну. Вот они идут.

Александр Матвеевич, видно, только что выкупался. Он был свеж и весел, выглядел настоящим здоровяком и так понравился мальчикам, что они опять закричали «ура».

Татьяна Борисовна спросила, улыбаясь:

— Товарищи, у вас, наверно, можно напиться чаю? Такая рань… хозяйки спят еще… а пить очень хочется.

Мальчики побежали ставить самовар, и Александр Матвеевич с ними.

— Славный человек, — сказала Новикова, глядя, как физкультурник ловко перепрыгнул через скамейку. — Чем-то он очень привлекателен для молодежи.

— Красивый, веселый… — ответил Петр Петрович, медленно разжигая трубку. — Сила есть, бесстрашие, физическая привлекательность… Это ведь тоже на людей действует, помимо внутренних качеств. А у него и внутренние качества хороши.

Татьяна Борисовна вспомнила озабоченную доброту на лице Александра Матвеевича, когда весной он ожидал у школьных ворот первоклашек, чтобы перенести их через большую лужу. А как он работал зимой в лесу и в ледоход у канавы!.. Все получалось у него ловко и красиво.