Чистое золото - [103]

И Николай Сергеевич наконец понял.

— Ты что же это, шутки шутить вздумала? — загремел он. — В чем дело, я хочу знать! Я десять лет работал, чтобы тебе образование дать… — Он задохнулся, закашлялся и продолжал сквозь кашель: — Имею я право спросить, как ты решила своей судьбой распорядиться?

— Николай Сергеевич, не расходись, — сказала побледневшая Варвара Степановна. — Спокойно об этих делах надо поговорить, обсудить все…

— Спокойно? — взвился Николай Сергеевич. — Это ты спокойно можешь говорить во всех случаях жизни. Ты ничего к сердцу близко не принимаешь… Первая потатчица! Была бы мать у нее разумная, не дожили бы до таких фокусов!

— Маму не трогай, пожалуйста, она здесь ни при чем, — нахмурясь, сказала Тоня.

— Вот как! Значит, ей от меня, злодея, защита требуется? Ты, чем мать выгораживать, изволь отвечать, что задумала! Слышишь?

— Слышу… Сейчас отвечу…

Тоня посмотрела на красное, взволнованное лицо отца, и ей стало так жаль его, что она вся подалась вперед, и голос ее стал глубоким и тихим, но прямо сказать, что не может расстаться с другом, она не посмела.

— Папа, ты выслушай только и пойми. Не могу я уехать… Я на шахту решила идти работать. Люди сейчас прииску нужны…

Она хотела рассказать отцу, как запомнились ей слова Кычакова, как увлекла ее работа на дамбе весной и недавно на воскреснике, как глубоко, всем сердцем поняла она Мохова и задумалась над судьбою Лиственнички. Но Николай Сергеевич ничего не хотел слушать.

— Чушь все это! — крикнул он. — Ты что вообразила? Без тебя здесь с работой не справятся?

— Не только в этом дело, папа. Я… я прямо тебе скажу: не хочу уезжать, пока Павел экзамены не сдаст… Я слово даю, что на будущий год поеду в институт. Мне, как медалистке, не страшно год пропустить…

— А, так это Пашка Заварухин тебя уговорил?

— Да он и не знает ничего!.. — пыталась объяснить Тоня.

— Не знает! Так я и поверил! И не говори мне, что ты на будущий год поедешь… Известно, что бывает, когда человек вовремя не сделает дела. Потом жизнь засосет, и прости-прощай все благие намерения! Да что же это такое? — недоумевающим шопотом выговорил Николай Сергеевич. — Нож отцу в спину, вот как это называется!.. Не подходи ко мне! — яростно крикнул он, заметив движение Тони. — Я годами мечтал, что дочь моя высшее образование получит, во сне тебя студенткой видел, а Пашка Заварухин все это одним словом своим разрушил!.. Не оставлю я этого так! Я в комсомольскую организацию пойду. Пусть ему мозги-то вправят! Я ему в лицо скажу!..

— Опомнись, отец! — вмешалась Варвара Степановна. — Ты что, Антонину не знаешь? По ней не видишь, что парень и впрямь не знает ничего? Ты не ему грози, а ее уговаривай.

— Что с ней говорить! С бессовестным человеком говорить разве можно?

Николай Сергеевич поднялся из-за стола. Он был бледен, руки его дрожали.

— Я думал, ученье в пользу ей пойдет, а у нее от книг только дурь в голову бросилась! Чем родителей утешить, помочь им, она на отцовских хлебах сидеть хочет да своего дружка грамоте учить!

— Папа! Стыдно! Стыдно тебе так говорить! — крикнула Тоня со слезами. — Я с тобой посоветоваться хотела, куда мне работать идти, а ты…

— Работай! Баклуши бей! Мне теперь все равно. Знать я тебя не знаю! Живи как хочешь!

Николай Сергеевич скомкал извещение из института и с силой швырнул его в открытую печь.

— Пожалей себя, отец, ради бога! Ведь заболеешь! — подбежала к нему Варвара Степановна.

— К чорту! — оглушительно крикнул он и выбежал из кухни.

В наступившей тишине хлопнула дверь его комнаты.

— Мама! Мама! Что же это?

Губы Тони тряслись, горло сжималось, она с трудом произносила слова.

Но мать взглянула на дочку отчужденно и сурово:

— Ты бы ушла сейчас. Надо отца успокоить. Боюсь я за него. С тобой после поговорим.

Тоня отчаянно вскинула глаза на Варвару Степановну и выбежала на крыльцо.

Утята с писком бросились к ней. Они, как по команде, склонили набок свои змеиные головки. Каждый уставил на нее круглый темносиний глазок.

Чуть не раздавив самого шустрого утенка, Тоня выбежала за ворота, обогнула дом и, смяв нежное кружевное покрывало белых цветов, бросилась в траву. Она лежала ничком, закрыв глаза, и твердила про себя:

«Что же это? Что это? И мама… Ой, и мама!..»

Она лежала долго, пока не почувствовала, что ей холодно от сырой травы, и, поднявшись, никак не могла решить, куда же идти. Была бы здесь Надежда Георгиевна… Но она еще не вернулась из Кисловодска. А Петр Петрович, Новикова и другие преподаватели ушли в далекую горную экскурсию. Надо повидаться с ребятами…

Тоня сделала несколько шагов по улице и столкнулась со Степой Моргуновым. Мальчишка чуть не налетел на нее.

— Ой, Тоня! — удивленно сказал он.

«Хорош, должно быть, у меня вид!» — подумала Тоня и, стараясь говорить как обычно, попросила:

— Степа, ты не можешь вызвать Лизу сюда, на улицу?

— А Лизы нету. Она со всеми вашими ушла Пасынкова провожать.

Тоня медленно, как во сне, вспомнила, что сегодня все собирались идти провожать Ваню, который уходил с геологической партией. Сбор был назначен на мостике через Зиминку.

«Куда же я такая? — подумалось ей. — А, все равно!»