Чисто женская логика - [5]

— И что же ты ее — ломом?

— Знамо ломом, — видимо, устав и уже не имея сил держать голову прямо, слесарь смотрел в пол, улыбаясь все так же без выражения, как улыбаются собаки в жару.

— И откроешь!?

— Открыть ее невозможно... — терпеливо начал пояснять слесарь. — Стальные штыри в палец толщиной. В количестве пяти штук. Никак открыть ее нельзя. Не предусмотрено технологией. Потому — сталь. Металл так называется — сталь. Так что, Николай Степанович, может не ждать опергруппу, может и начнем, помолясь?

— Начинай. За это время они и подъедут.

— Да как же он стальную дверь-то взломает? — не выдержала Касатонова.

— Умный в гору не пойдет, — терпеливо произнес слесарь. — Умный гору что?

Обойдет. Взломать стальную дверь невозможно, милая женщина, — слесарь поклонился со всей доступной ему галантностью. — Но вынуть ее вместе с рамой из стен, которые клали когда-то с некоторым нарушением технологии... Цементу мало было в продаже, и кроме как на стройке его негде было взять. И люди брали. А строители клали кирпичи на оставшийся цемент. И потому дверь, хоть и стальная, а вместе с рамой слегка колышется, в чем я успел уже убедиться. Мы не повредим ее, нет, она останется такой же красивой и надежной... Такой же стальной. Мы осторожненько отставим ее в сторонку вместе с рамой. Тоже, между прочим, стальной, — слесарь не торопясь завел раздвоенный конец своей громадной фомки за раму двери и чуть поднажав, заметно вдавил ее внутрь квартиры. Зайдя с противоположной стороны, слесарь уже не вдавливал стальную раму в квартиру, он старался вытащить ее наружу. И это ему тоже удалось. Посыпался сухой песок, известь, крошки раствора. Дверь явно поддавалась рукам умелым и опытным. — Это ведь не первая моя стальная дверь, и не вторая, — слесарь обернулся к стоявшим за его спиной людям и улыбнулся, показав, что зубы у него далеко не все, да и оставшиеся находятся не в лучшем состоянии. Видимо, вспомнив об этом, он спохватился и снова обернулся к двери.

— Ах, как нехорошо, как нескладно все получилось! — простонал красномордый с чемоданом. — Ведь мы уже были бы с Балмасовым на месте, уже дело бы делали!

Касатонова изумилась, услышав эти слова и, широко распахнув свои глаза, повернулась к красномордому.

— А где бы вы уже были? — спросила она.

— В Вологде! Лес мы там должны были закупить для нашей мебельной фабрики!

Все согласовано, договорено, завязано! Осталось бумажки подписать! Там уж столы, наверно, накрыли! — красномордый горестно покачал головой.

— Пить собирались? — уточнила Касатонова.

— Праздновать! — поправил ее красномордый. — Отметить подписание договоров с местным леспромхозом. Я глядь в окно — лежит, и кровь на затылке, — и он снова комком, в который превратился его носовой платок, начал протирать шею под затылком.

— Вы уверены, что он мертв?

— Живые так не лежат, — ответил кросномордый.

— Как вас зовут? — спросила Касатонова, чуть понизив голос, придав ему легкую хрипотцу и подпустив немного, совсем немного, тайны.

— Леня, — ответил красномордый и тут же спохватился. — Леонид Валентинович Цокоцкий.

— Цокоцкий?

— А что вас удивляет?

— Ничего, я повторила, чтобы лучше запомнить. Красивая фамилия, мне нравится.

— А вы, простите?

— Касатонова.

В это время дверь подалась и, если бы Гордюхин вовремя не подставил мощное свое плечо, могла бы рухнуть всей свой тяжестью прямо на площадку.

Вместе со слесарем они удержали дверь в вертикальном положении, потом развернули и прислонили к стене. Вход в квартиру был открыт.

Первым туда бросился Цокоцкий.

— Прошу прощения, — на его пути встал Гордюхин. — Чуть попозже... Сейчас приедет опергруппа... Вот они, кажется, остановились во дворе... Только после них.

Извините.

— Может быть, ему нужна помощь?! А если он еще жив?! Так же нельзя!

— Да? — Гордюхин склонил голову набок, подумал, прислушался к звукам во дворе, потом блуждающий его взгляд остановился на Касатоновой. — Екатерина Сергеевна... Вы все-таки участница осмотра места происшествия... Загляните, пожалуйста, в квартиру. Может быть, товарищ прав, и мы можем оказать помощь соседу.

— А вы?

— Ну, что ж, пойдемте вместе. А вас я прошу оставаться на площадке, — обернулся он к слесарю и Цокоцкому. — Если появятся любопытные — пресекать, — Гордюхин кивнул на приоткрытые двери других квартир. И шагнул внутрь.

Касатонова опасливо прошла вслед за ним в прихожую. — Ни к чему не прикасаться!

— предупредил Гордюхин.

— Поняла.

— Повторяю — ни к чему! Выключатель, дверные ручки, стены, полки, зеркала!

— Поняла, Николай Степанович.

Пройдя в комнату, Гордюхин остановился. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться — Балмасову уже ничто не поможет. Достаточно плотный, можно даже сказать мясистый человек лежал на ковре в распахнутом халате, обнажив волосатую грудь. Струйка крови вытекала из-под затылка, скорее всего именно туда был нанесен удар, выстрел, или что там еще, от чего умирают такие вот мощные люди.

— Давайте-ка сюда свою машинку, — не обращая внимания на слабое сопротивление Касатоновой, Гордюхин взял у нее из рук фотоаппарат, довольно быстро в нем разобрался и сделал не менее десятка снимков — лежащий у кресла человек с зажатым в руке пультом управления телевизором, пустой журнальный столик, задернутые шторы с едва заметной щелкой между ними, посуда в шкафу, рюмки в серванте. Он даже сделал снимки, которые показались Касатоновой совершенно излишними — раскрыв дверцу бара, снял все его содержимое.