Чистая река - [16]

Мэл собиралась начать все сначала, чего бы это ей ни стоило. Назад возвращаться было некуда; она не хотела, чтобы хоть что-то связывало ее с Лос-Анджелесом. Теперь, когда дела в Вирджин-Ривер пошли не так, как планировалось, Мэл решила задержаться тут на пару дней, чтобы помочь Доку, а затем отправиться дальше, в Колорадо. «Что ж, – подумала она, – хорошо будет оказаться рядом с Джоуи, Биллом и их детишками. Я легко могу начать новую жизнь где угодно, в том числе и у них».

Мэл и Джоуи всегда держались друг за друга. Джоуи была на четыре года старше и вышла замуж за Билла пятнадцать лет назад. Их мать умерла, когда Мэл было всего четыре года – девушка едва могла ее вспомнить. А их отец был значительно старше матери. Он мирно скончался десять лет назад в своем лейзибой-кресле[14], дожив до семидесяти.

Родители Марка были еще в добром здравии, проживая в Лос-Анджелесе, но она никогда не пылала к ним особой любовью. Они всегда относились к ней сдержанно, даже с прохладой. Смерть Марка ненадолго их сблизила, но ей потребовалось всего несколько месяцев, чтобы осознать: за все это время они ни разу ей не позвонили. Она связалась с ними, чтобы проверить, как им удается справляться со своим горем, но, похоже, эти люди просто позволили себе забыть о ее существовании. Мэл не удивилась, заметив, что совершенно по ним не скучает. Она даже не сообщила им, что уезжает из города.

Правда, у нее там остались прекрасные друзья. Подруги из школы медсестер и больницы. Они регулярно ей звонили. Вытаскивали ее из дома. Позволяли ей при встречах вспоминать Марка и заливаться слезами. Но спустя некоторое время, хотя Мэл их искренне любила, она начала связывать их с фактом смерти Марка. Жалостливого выражения в их глазах при очередной встрече было достаточно, чтобы пробудить ее боль. Как будто вокруг все свернулось в одну большую и тугую петлю безнадежности. Она всего лишь страстно хотела начать все сначала. Найти место, где никто не знал, насколько тусклой и бессмысленной стала ее жизнь.

Позднее днем Мэл передала ребенка на попечение Дока, а сама отправилась в душ; она с наслаждением стояла под струями воды, оттирая себя от грязи мочалкой с головы до пят. Вымывшись и просушив волосы, она надела длинную фланелевую ночную рубашку, большие пушистые тапочки, а затем спустилась в кабинет Дока, чтобы забрать младенца и бутылку с детской смесью. Надо было видеть выражение его лица, когда он увидел ее в таком виде. От удивления его глаза округлились, словно блюдца.

– Я накормлю ее, убаюкаю и уложу спать, – сообщила она. – Если у вас нет других предложений.

– Всенепременно, – ответил он, передавая ей ребенка.

В своей комнате Мэл, укачивая, кормила девочку. И, конечно же, глаза у нее были на мокром месте.

Никто в этом городе не знал, что она не может иметь детей. Они с Марком пытались найти способ преодолеть эту проблему. Поскольку на момент свадьбы ей было двадцать восемь, ему тридцать четыре, а до этого они прожили вместе уже два года, им не хотелось ждать. Она не использовала противозачаточные средства, и после года безуспешных попыток забеременеть им пришлось обратиться к специалистам. С Марком, похоже, было все в порядке, однако ей пришлось восстановить трубы и убрать эндометриоз с внешней стороны матки. Но результата это не принесло.

Мэл принимала гормоны и после каждого полового акта стояла на голове. Каждый день она замеряла температуру, чтобы засечь время начала овуляции. Она использовала так много домашних тестов на беременность, что, наверное, стоило купить акции компании-производителя. И все впустую. Они только успели сделать первую попытку экстракорпорального оплодотворения, обошедшуюся в пятнадцать тысяч долларов, когда Марка убили. Где-то в морозилке в Лос-Анджелесе остались на хранении ее оплодотворенные яйцеклетки – если она когда-нибудь дойдет до такой степени отчаяния, чтобы попытаться забеременеть в одиночку.

Одиночество. Это было ключевое слово. Она так сильно хотела ребенка, а теперь держала в руках брошенную кем-то девочку. Красивую девочку с розовой кожей и редкой шапочкой каштановых волос. Это заставляло ее буквально реветь от тоски.

Малышка была сильной и здоровой, с удовольствием ела, от души отрыгивая. Этой ночью Мэл крепко спала, несмотря на плач, раздававшийся рядом с ней из постели.

В ту ночь Док Маллинз сидел в своей кровати с книгой на коленях и прислушивался. Так, значит, ее терзает какая-то душевная боль. К тому же отчаянно сильная. И девушка пыталась скрыть это за маской остроумия и сарказма. «Все совсем не то, чем кажется», – подумал он, выключая свет.

Глава 3

Мэл проснулась от звонка будильника на своем сотовом. Сначала она быстро проверила ребенка; девочка просыпалась за ночь лишь пару раз и сейчас безмятежно посапывала. Найдя тапочки, она спустилась вниз, чтобы посмотреть, получится ли приготовить себе кофе. Док Маллинз уже сидел на кухне, одетый для выхода на улицу.

– Собираюсь к Дрисколлам – похоже, у Джинанны приступ астмы. Вот ключ от аптечки. Я написал тут номер своего пейджера – сотовые телефоны здесь ни черта не работают. Если кто-то из пациентов забредет, пока меня не будет, можешь ими заняться.