Чистая кровь - [13]

9

Проснулся я от сильного удара по затылку.

С трудом открыл глаза и обнаружил, что лежу головой на полу, ногами на кровати. Одетый.

Нечеловеческим усилием воли стащил с кровати ноги, которые оказались обутыми в ботинки. Кряхтя, встал, причём меня тут же замутило.

Минут через двадцать более или менее пришёл в себя, утешаясь, что очищение кишечника с обоих концов — лучший, как говорят, способ борьбы с алкогольным отравлением.

На кухне нашлась бутыль минералки с газом, холодная. Полтора литра. Когда она кончилась, голова потихоньку начала работать.

И тогда я вспомнил сон, уже сегодняшний, в котором я снова кого-то убивал: сбил на землю и лупил чем-то, по ощущениям тяжелым, но мягким, по затылку, пока затылок не превратился в кровавый кожаный мешок, набитый осколками костей. При этом я чувствовал к убиваемому страшную, ненасытную, неостановимую ненависть, потому что он утащил у меня что-то важное и ценное.

Меня, было, начало мутить снова, но рвотные позывы удалось подавить.

Приснится же такое. Вот что интересно: в Германии я ни разу не видел такие сны. А тут — каждую ночь.

За окнами едва светало. Бухта была в тумане, наш дом будто плавал поверх неплотного облака, через которое просвечивались горящие окна, сигнальный огонь на конце пирса, мигающая неоновая вывеска "Пляжа", какая-то светящаяся реклама. Дома, деревья, суда в гавани и прочее — были лишь разноцветными тенями в этом облаке.

В кухне пахло застывшим жиром и холодным углем от очага. Поверх этого чувствовался привычный, устоявшийся за столетия, запах пряных трав.

Я открыл окно и с наслаждением втянул в себя влажный воздух, пропитанный свежестью, йодистым ароматом близкого моря и дровяным дымом топящихся печек. В этот аромат вплетались могучий тон свежевыпеченого хлеба и оттенок крепкого кофе, готовящегося в раскаленном песке.

Запахи детства и дома.

Пришлось вернуться в свою комнату, чтобы переодеться и окончательно привести себя в порядок. Там пахло затхлостью, пОтом и какой-то кислятиной; я подумал, вытащил из вещей планшет, открыл окно и снова спустился в кухню.

То, что в доме нет вайфая, меня не удивило. Сотовая связь ловилась неплохо, причем оператор был тот же Водафон, что и в Германии.

В новостях не было ничего нового; я полез на сайт своего университета — и почти сразу закрыл его, потому что сердце тут же облилось кровью. Подумал и решил посмотреть — нет ли чего про вчерашнего профессора и его находки в нашей деревне. Сайт их земельного университета был архаичен, скучен и новостей никаких не содержал.

Я вздохнул и снова подумал, что впервые за много, много лет у меня нет никаких срочных дел. Больше того: я впервые за много, много лет вообще не знал, чем заняться.

Мне всегда казалось, что люди, которые жалуются на скуку, попросту лицемерят: для меня проблемой было выкроить время между обязательными задачами, чтобы хотя бы просто подумать о своём. И вот теперь я вдруг оказался без этих самых обязательных задач, без какого-то занятия, без того, чем мог бы загрузить свой мозг.

Пришлось тупо шарить по YouTube в поисках чего-то интересного.

Кончилось тем, что я набрёл на старую французскую комедию и через некоторое время обнаружил себя весело ржущим над давно известными шутками.

Тем временем дом просыпался; в кухне появлялись люди: кто лез в холодильник, кто занимался тостером, вечная, но постаревшая Стефания копошилась над плитой. Племянники и незнакомые мне школьники шумно возились с бутербродами и кофейником. На меня взглядывали, но увидев наушники в ушах и глаза, уставленные в планшет, не приставали.

Пришла мама, и я тут же планшет бросил. Она села рядом, погладила меня по голове, заглянула в мою пустую кружку и покачала головой. Тут же подскочил кто-то из новых домочадцев с кофейником. Свежий кофе пах густо и горько. Я прижался щекой к материнскому плечу:

— Спасибо, мама! Я так скучал по тебе!

Она снова погладила меня по щеке, молчаливая и нежная, как в детстве.

Дед затюкал её, должно быть, с самой свадьбы с моим отцом, как затюкивал всех невесток и зятьёв в семье. Никто из них не имел права голоса, никто из них не мог рот открыть без его разрешения. Мама из всех была самая безответная и самая любящая; жену отцова брата — дед вообще умудрился выгнать из семьи, несмотря на своё неприятие разводов.

Впрочем, история та была давняя и очень тёмная.

Так или иначе, я очень мало помню случаев, когда мама говорила что-то, если мы не были наедине. Пела — да, песни получались у неё хорошо, и даже дед, казалось, размягчался, когда их слушал.

Посидели рядом, подержал я маму за руку. Хорошо стало так…

Потом её позвали куда-то.

В кухне стало суетно и людно. Я поднялся к себе, оделся по-уличному и побрел в деревню, к морю, рассчитывая попить кофе и поболтать в "Пляже".

10

До моря я, однако, не дошел. На автостоянке, где фонтан, стояла толпа народу. Ну как толпа — деревня-то небольшая у нас: десятка три человек, однако, было. Наши, немцы и еще несколько незнакомцев, по виду не похожих на наших — тоже, должно быть, приезжие.

Момо Браги с озабоченным видом ходил между ними, что-то спрашивая, и делал пометки в блокноте. Еще один парень помоложе, незнакомый, тоже в полицейской форме, таскался за ним в совершенной растерянности.