«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) - [33]

Поэтому влиятельные степные лидеры, боровшиеся за власть, предпочитали возводить на трон марионеточных ханов из рода Чингис-хана. Если же Чингизидов в их распоряжении не оказывалось, они сажали на трон самозванцев, выдавая их за Чингизидов. Так, в Золотой Орде в сер. XIV в. во время «Замятни великой» на престол претендовало несколько лиц с сомнительным происхождением: Кульна, Науруз и Кильдибек. Правда, из них только последний назван самозванцем в средневековых источниках, тогда как первых двоих считают самозванцами только современные исследователи[294]. Наиболее «радикальной» является, пожалуй, точка зрения В. П. Юдина, который считает, что к золотоордынским Чингизидам ни хан Узбек, ни целая династия потомков Туга-Тимура не относились[295]. Аналогичным образом средневековые авторы считают Тоглук-Тимура, основателя ханства в Могулистане, законным потомком Чагатая, и лишь современные авторы высказывают сомнения в его происхождении[296].

А вот самозванцы, неоднократно появлявшиеся в XVI–XVII вв. в Центральной Азии и Казахстане, уже признавались таковыми и со стороны современных им авторов. Ниже мы рассмотрим примеры самозванства в государствах Евразии, зафиксированные в источниках за этот период и проанализируем их.

В 1558 г. в городе Чарджуй, входящем в состав Бухарского ханства, появился некий «сайид-заде», который выдавал себя за сына Бурхан-султана (Шах-Бурхан-хана) — шайбанидского правителя Бухары, умерщвлённого Абдаллахом II годом раньше. Чарджуй к этому времени был только что завоёван бухарским ханом, и противников его власти в городе оставалось довольно много. Они-то и решили сделать правителем мнимого султана, выдав его за сына одного из влиятельных противников Абдаллаха[297]. Ханский наместник в Чарджуе был убит, а самозванец посажен на трон. Однако хану не пришлось даже беспокоиться о самозванце: его сторонники в самом городе выступили против бунтовщиков и перебили их, и новому наместнику оставалось лишь вступить в город и восстановить порядок[298].

В сер. XVI в. мервский хан Абу-л-Мухаммад из династии хивинских Шайбанидов (Арабшахидов) лишился единственного сына и, чтобы после его смерти город не перешёл к представителям другой ветви рода, признал своим наследником сына цыганской танцовщицы, утверждавшей, что она родила ребёнка от хана. После смерти Абу-л-Мухаммада (ок. 1567 г.) этот ребёнок вступил на престол под именем Нур-Мухаммад-хана, хотя многие хивинские султаны отказывались признавать его законным потомком Чингис-хана и презрительно именовали «Лули-бече» (цыганёнок). Несмотря на постоянные покушения на его власть со стороны других султанов-Арабшахидов и вторжения бухарских войск, он в течение длительного времени (более 20 лет) удерживал власть над Мервом, пользуясь поддержкой со стороны бухарского хана и персидского шаха. Лишь в начале 1590-х гг. под натиском бухарской армии он был вынужден покинуть Хивинское ханство и остаток жизни провести при дворе персидского шаха[299].

Ок. 1588 г. каракалпакские вожди, воспользовавшись междоусобной борьбой в Бухарском ханстве, провозгласили ханом некоего самозванца, выдав его за недавно скончавшегося Шайхим-султана (внук бухарского хана Абу Саида из династии Шайбанидов). Самозванец около года боролся за ханский трон, совершив в союзе с каракалпаками и казахским Абу-Лайс-султаном несколько походов в окрестности Самарканда. Однако, в конце концов, «ложь его стала явной, [и] ему отрезали голову подобно барану и избавили себя от [источника] того беспокойства» [300].

В 1598 г., уже накануне крушения династии Шайбанидов, в Балхе (втором по значению городе Бухарского ханства) ханом был провозглашён некий Абд ал-Амин, известный также как Испанд-султан. Он был объявлен сыном Ибадаллах-султана (брат бухарского хана Абдаллаха II) и вступил на трон при поддержке его вдовы Джахан-ханум. В течение трёх лет (1598–1601) он удерживал власть над Балхом, Кундузом и другими областями, пока не пал жертвой заговора, организованного при прямой поддержке персидского шаха Аббаса I Сефеви, который возвёл на балхский трон своего ставленника Мухаммад-Ибрахим-хана — законного представителя династии Шайбанидов[301].

В 1603 г. каракалпаки снова провозгласили ханом некоего претендента, выдав его за Абд ал-Гаффар-султана, сына Баба-хана из династии Шайбанидов (настоящий Абд ал-Гаффар был убит несколькими годами ранее казахским Таваккул-Мухаммад-ханом). В течение двух лет Лжеабд ал-Гаффар правил Ташкентом, Туркестаном, Саураном и другими областями, успешно противостоя натиску казахских ханов Бахадура и Ишима. Только в 1605 г. казахские предводители «пришли близко к Ташкенту с целью [напасть на] Абд ал-Гаффар-султана, схватили некоего человека и выяснили истинное положение Абд ал-Гаффара». После этого, неожиданно напав на его ставку, Ишим-хан покончил с самозванцем[302].

Следующий пример самозванства среди Чингизидов имел место уже не в Центральной Азии, а в Крымском ханстве, но также представляется заслуживающим внимания. В конце XVI в. одна пленная полячка (по некоторым преданиям — из рода Потоцких) в ханском гареме родила сына, отцом которого объявила Фатх-Гирея, который в 1596 г. занимал крымский трон, но вскоре был смещён и казнён своим братом Гази-Гиреем II. Однако сам Фатх-Гирей своё отцовство отрицал и повелел отправить ребёнка в Ак-Мечеть, где тот был отдан на воспитание одному из местных пастухов, за что впоследствии и сам получил прозвище Мустафа-чобан, т. е. пастух Мустафа. Никаких попыток претендовать на родство с ханским домом он не предъявлял, однако в 1623 г. хан Мухаммад-Гирей III приказал вызвать его в Бахчисарай и официально подтвердил принадлежность бывшего пастуха к роду Гиреев, повелев отныне именоваться Девлет-Гиреем. А вскоре назначил его своим нураддин-султаном — вторым наследником после калга-султана (этот пост занимал ханский брат Шахин-Гирей). Столь странные действия хана объясняются тем, что он вступил в конфронтацию со всеми остальными представителями своей фамилии, которые отказались ему повиноваться, покинули ханство и пребывали при дворе османского султана. Поэтому он и вынужден был признать Мустафу-чобана