Чингиз-хан - [19]

13 апреля 1215 года император, все это время в безопасности пребывавший в Кайфыне, направил в измученную голодом и войной столицу обоз, который должен был идти под прикрытием очень большой армии. Помощь столице была крайне необходима. Некогда огромные запасы провианта и вооружений, всего жизненно необходимого в Яньцзине, были на исходе.

К северу от города Бачжоу (современный Басянь) монголы поджидали его подхода. В последовавшей затем битве армия была истреблена, а обоз взят.

Тем временем Мухули действовал в Маньчжурии. После ухода оттуда тумэнов Хасара цзиньцы вновь собрали силы и укрепились в еще оставшихся им верными городах, и даже отвоевали некоторые территории. Судьба благоприятствовала Мухули, как бывает всегда, когда решительная и активная сила под командованием энергичного вождя действует против колеблющегося и нерешительного противника.

Когда в августе 1214 года он вступил в страну, одной из его передовых сотен был захвачен новый, недавно назначенный императором губернатор Мукдена, спешивший к месту своего назначения — в город, совсем недавно опять взятый войсками Цзинь. Новый губернатор вез с собою письма и бумаги, подписанные и скрепленные печатью самого императора. Монголы просто не могли упустить такой великолепной возможности и вместо китайца послали в Мукден одного смелого монгольского сотника, знающего китайский и маньчжурский языки. Тот, пользуясь магической силой императорской печати и верительными грамотами китайского сановника, был не только впущен в город, но и убедил начальника городского гарнизона в отсутствии всякой угрозы со стороны отрядов Мухули. Стража со стен была снята, а караульные у ворот не оказали никакого сопротивления; и три дня спустя Мухули во главе своих главных сил уже вступал в город.

Овладев столицей Маньчжурии, Мухули стремительно отвоевал всю провинцию, но Данин (точное местоположение города неизвестно) и некоторые другие города еще держались. Сначала Мухули осадил Данин. Цзиньцы попытались спасти город, сняв с него кольцо осады, но, как всегда, потерпели поражение. Дуглас, основываясь на китайских летописях, предположил, что численность армии Цзинь достигала 200 000 человек, из которых 80 000 остались на поле боя.

Мухули, отбросив китайцев, вновь продолжал осаду Данина и, находя укрепления слишком сильными, предоставил голоду делать свое дело. Так или иначе, но уже в 1216 году город сдался. Свирепый монгол, действуя в своей обычной манере, должен был бы сровнять стены города с землей и истребить всех его жителей, но на этот раз Мухули посетила счастливая мысль, что сделай он это, и все оставшиеся в руках цзиньцев города будут сражаться против него с отчаянием обреченных. Должно быть, против собственной воли Мухули согласился принять капитуляцию и милостиво обращаться с побежденными, и был тем самым незаслуженно вознагражден почти немедленной сдачей всех еще сопротивляющихся монголам крепостей Маньчжурии. Так постиг Мухули одну простую истину: гуманное обращение с побежденными подчас выгоднее сурового обращения с ними. В правильности этого вывода он имел случай еще раз убедиться много лет спустя.

Пока в Маньчжурии полыхала война, Яньцзин медленно, но верно шел к своему концу. Северная столица не могла дольше выносить мучений голода. После взятия цзиньского обоза под Бачжоу всякая надежда на спасение была утеряна.

Монголы все теснее и теснее сжимали кольцо осады, осажденные мрачно ожидали конца.

Глава столичного гарнизона, отчаявшись в получении помощи, покончил с собой, а сменивший его решился на крайнее средство — проложить себе дорогу через лагерь монголов. К нему присоединились лишь немногие смельчаки. Эта отчаянная и последняя попытка прорваться из города была предпринята в июне 1215 года. То были последние минуты агонии умирающей столицы, и монголы хладнокровно и терпеливо наблюдали за этим. Население было доведено до отчаяния. И когда командующий гарнизоном повел своих людей в последний бой, оставшиеся в городе открыли ворота.

Разграбление самого крупного из городов Восточной Азии длилось тридцать дней, после чего монголы, пресыщенные убийствами, грабежами и насилием, оставили дымящиеся руины.

Страшная картина ужаса и всеобщей гибели сохранилась до наших дней в записях хорезмийского посла, в это время находившегося в ставке Чингиз-хана под Яньцзином. Посол этот был отправлен хорезм-шахом Ала-эд-Дином Мухаммедом, владыкой Хорезма, в Китай, ко двору цзиньских императоров, но монголы встретили посольство и проводили его в ставку Великого хана, где оно и оставалось все время осады столицы империи Цзинь. В записях посла мы читаем: «Кости убитых образовали горы, почва стала жирной от человеческой плоти, и гниющие повсюду тела вызывали болезни, от которых некоторые (из нашего посольства) умерли. У самых ворот Яньцзина возвышались холмы из костей и ясно говорили нашим глазам о взятии несчастного города, шестьдесят тысяч девушек бросились с его крепостных стен, чтобы избегнуть рук монголов».

Сам Чингиз-хан в это время оставался в До-лон-Норе не принимая личного участия в осаде, когда пришли вести о взятии северной китайской столицы. Среди пленников, присланных ему в подарок, был кидань Елюй Чу-цай, один из советников императора.