Четыре танкиста и собака - [283]

Молодой американец и негр, увидев, что делает капрал, последовали его примеру: отрезали по пуговице и протянули Вихуре и Косу. Негр схватил Вихуру за пуговицу и попытался ее оторвать.

– Погоди, не рви! – Франек достал из кармана горсть пуговиц и раздал их американцам.

Самый молодой из гостей подарил Косу перочинный нож. Янек сбегал к танку, нашел в вещмешке свои старые енотовые рукавицы и без слов вручил их ему.

– О! – воскликнул тот и обеими руками стал трясти руку Янека. Он просто не мог выразить словами, как он благодарен.

– Итс йор дог? 42 – спросил он и погладил собаку по пушистому лбу.

Никем не замеченный, появился Григорий и, остановившись в нескольких шагах, с минуту смотрел на экипаж. Овчарка зарычала, обращая внимание своего хозяина на возвратившегося механика.

– Григорий, иди сюда, представься.

– Саакашвили, – три раза повторил грузин, пожимая протянутые ему руки.

– Грузия, Кавказ, – объяснил Янек. – Там, откуда Сталин.

– О, йес, – только теперь понял капрал. – Джорджа.

– Ну, что ты узнал?

– Густлик выиграл спор.

– Война кончилась, ребята, кончилась! – обрадованно воскликнул Елень и хлопнул американца по плечу, тот со смехом ответил ему тем же.

– Полная капитуляция?

– Еще нет, но на нашем участке уже конец. Все экипажи должны построиться в колонну на шоссе, – объяснил Саакашвили. – Генерал приказал немедленно двигаться.

– Едем, – решил Кос и обратился к американскому капралу: – Объясните своим товарищам обстановку.

– Раз надо, значит, надо, – нахмурил брови слегка запьяневший капрал.

Вихура сунул негру в карман недопитую бутылку, убрал остатки еды. Саакашвили вскочил в танк, открыл кран подачи горючего.

Капрал придержал Коса за руку:

– У меня еще одна просьба.

– Какая?

– Если бы я привез домой такой флаг, мама обрадовалась бы, что настоящий, польский…

– Бери, – согласился Кос, крепко пожал ему руку и вспрыгнул на танк.

Заработал мотор, «Рыжий» медленно двинулся с места. Американцы вытянули руки с поднятым вверх большим пальцем на счастье.

– Гуд лак! 43 – кричал негр, приложив ко рту ладони.

Капрал отвязывал флаг от древка.

– Уот фо? 44 – спросил его молодой американец.

– Фо май мазер 45 , – объяснил ему капрал.

Американцы толкнули понтон в воду и медленно поплыли к западному берегу, передавая друг другу из руки в руку недопитую бутылку «папы с мамой».

«Рыжий» развернулся на месте, беря направление на восток. Янек шлемофоном помахал на прощание гостям и скрылся в башне. Он низом пролез вперед и, присев на колени около механика, спросил:

– Не знаешь куда?

– Знаю. Только не хотел говорить при чужих.

– А нам-то скажешь? – подсел с другой стороны к нему Густлик.

– К Пейсе. Но сначала сосредоточение недалеко от Ритцена…

– Значит, я буду близко от Гонораты! – обрадовался Елень.

– …И будешь на большом приеме у генерала в честь победы.

– Там я и попрошу у него разрешения, чтобы панна Гонората могла с нами вернуться.

Он сказал «вернуться», и от этого короткого слова в танке словно светлее стало. В эту минуту все остро почувствовали, что именно сейчас начался новый, уже не фронтовой, период в жизни экипажа «Рыжего».

31. Похищение Гонораты

В полночь с 8 на 9 мая 1945 года в Карлсхорсте, находящемся в восточной части Берлина, маршал Жуков приказал провести генерал-фельдмаршала Кейтеля и еще двоих представителей немецкого главного командования, генерал-полковника Штумпфа и адмирала флота фон Фридебурга, в зал, где на поле лежал подготовленный акт безоговорочной капитуляции.

Первый пункт акта гласил:

«Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному командованию союзных экспедиционных сил».

В первом часу ночи 9 мая подписи под актом были поставлены, и война закончилась.

Во втором часу ночи, или в двенадцатом ночи по варшавскому времени, московское радио передало об этом сообщение, и немедленно по всему фронту началась такая неописуемая стрельба, какой, наверно, никогда не бывало во время боев, – все стреляли от радости, и уже не в противника, а в усыпанное звездами темно-синее небо, по которому еще ползли тучи только у самого горизонта. Наутро во всех армиях, дивизиях и полках началась «эпидемия» банкетов, приемов, праздников.

Танкисты привыкли действовать решительно и быстро, и вот в частях танковых и механизированных войск, едва колонны машин достигли района сосредоточения, столы были уже накрыты.

Майское солнце горело на меди начищенных до блеска инструментов, зажгло огоньки на серебряной палочке дирижера и на стеклах очков худого капрала, дувшего в самую большую трубу. Оркестр играл, стоя на лестнице белого широкого особняка. С еще цветущих яблонь, груш и слив в такт барабанному бою робко падал на землю снег белых лепестков.

Под деревьями, за столами, поставленными в ряд и накрытыми простынями, сидели соратники-танкисты, гости генерала. Пируя, пели под аккомпанемент «Оку», «Землянку» и «Расшумелись плакучие ивы», провозглашали тосты, оканчивавшиеся обязательным: «Нех жие!»