Четыре танкиста и собака - [281]

Враг не уступал, не молчал. Наступающих встретил плотный заградительный огонь, затявкали противотанковые пушки, завизжали длинные очереди из бункеров, из укрепленных фольварков, из вкопанных в землю танков.

– Тополь прямо, вправо десять, орудие… – командовал Кос.

– Есть, орудие, – отвечал, наводя ствол, Елень.

– Готово, – доложил Павлов, загнав снаряд.

– Огонь!

Грохнул выстрел, и Григорий сразу же изменил направление. Вихура, вспотевший, тяжело дыша, короткими очередями из пулемета очищал дорогу.

Они вели плотный огонь. В паузах между выстрелами Павлов едва успевал заглянуть в перископ. Однако он заметил, как соседний танк, наехав на мину, исчез в облаке разрыва и остановился, охваченный вишневым пламенем.

Раздался вой тяжелой мины. Близкий разрыв встряхнул танк. «Рыжий» продолжал идти вперед, но капитан заметил внизу сзади струйку дыма, проникшую внутрь.

– Горим, – доложил Павлов.

– За укрытие, – приказал Кос.

Саакашвили быстро съехал в старый окоп, прикрытый с западной стороны остатками стены давно разбитого дома. Едва Григорий остановил танк и выключил мотор, как Павлов схватил огнетушитель, открыл люк и, не обращая внимания на свист пуль, выскочил наверх и скатился по броне.

За башней, по жалюзи над мотором, полз огонь. Павлов направил на него струю пены.

Через передний люк выскочил Григорий, тоже с огнетушителем в руках, но ему уже не потребовалось приводить его в действие.

– Погашено! – крикнул он в танк.

– Помочь вам? – спросил запыхавшийся майор, подбежавший с несколькими солдатами, один из которых нес на себе батальонную радиостанцию.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Павлов.

«Рыжий» загремел выстрелом из пушки, застрекотал башенным пулеметом, с места поддерживая огнем атакующие цепи.

– Как сможете двигаться, – приказал майор, – подъезжайте к Эльбе, к самому берегу.

Солдаты побежали дальше, а Павлов и Саакашвили стали стирать пену, сбрасывать на землю ее серые клочки.

– Хоть бы вентилятор очистить, – ворчал Григорий, – а остальное высохнет.

Через две минуты они были готовы.

– Пусти меня через твой люк, – попросил Иван Григория, показав на башню танка. – Через верхний трудно, стреляют сильно.

– Ну как там? – спросил влезшего в танк капитана Вихура, обливавшийся потом.

– Все нормально, – ответил капитан. – Через час рыбу будешь в Эльбе ловить.

Мотор завелся сразу.

Они выехали из окопа задним ходом и на полной скорости рванулись вперед, но едва догнали цепь наступающей пехоты, едва выпустили три снаряда, как цели внезапно исчезли и белые полотна на дорогах сделали горизонт более светлым.

– Приготовлено у них, что ли, было? – удивился Янек.

Пехота собирала пленных. Танки, а среди них и «Рыжий», объезжали эти толпы людей и с открытыми люками шли цепью в сторону реки, берег которой был покрыт влажной зеленью. Через покрытые молодыми листьями ветки блеснула вода, и Павлов сказал:

– Эльба.

– По-польски Лаба, – добавил Кос.

– Не знаю, как вы, – отозвался Вихура, – а я уже снял сапоги.

Вихура вытащил из танка сиденье, положил его на четыре камня, сел на него. Погрузив ноги в теплую воду прибрежной отмели и держа в руке солидный кол, который служил ему удилищем, он ловил рыбу. Тонкая бечевка, привязанная к пробке от термоса, служащей поплавком, набухла от впитанной воды.

Все сильнее пригревало солнце. Мундир капрала висел на ветках вербы, рядом с ним – государственный флаг, а под кустом лежали сапоги.

Чуть дальше, в нескольких шагах, в тени большой ивы прилегли на брезенте остальные члены экипажа. Война кончилась, и никому не хотелось ни мыть танк, ни чистить стволы пулеметов и пушки. Вообще неизвестно было, что надо делать. Они загорали, отдыхали, лениво переговариваясь.

– Рыба раньше, – твердил Янек.

– Нет, раньше главное командование вермахта, – возражал ему Густлик.

– Рыба.

– А я тебе говорю, что командование вермахта быстрее сдастся.

– Спорим? На что?

– На что?.. Если выиграю, дашь мне увольнительную в Ритцен съездить.

– Сам не могу. У генерала надо просить разрешения. Что, тебе так тоскливо?

– Что-то муторно на душе, – признался силезец, вздохнув. – И к Гонорате хочу, и домой. Скоро четыре года, как своих стариков не видел.

– Если я выиграю, ты будешь этого пескаря чистить, потрошить и жарить.

Они протянули сплетенные руки Павлову, чтобы он разбил их. Григорий подумал, что это ему предлагают, и вместе с капитаном ударил. На секунду руки всех четырех соединились, напомнив о времени, когда они были на Оке. И двух лет не прошло с той поры, но чего только не было за это время, сколько произошло перемен и как многое уже никогда не вернуть. Танкисты погрузились в раздумье, на их лицах появилась легкая тень печали. Они не знали пока, что теперь будет дальше.

Саакашвили, натягивая сапоги, сказал:

– Пойду схожу к шоссе, может, что узнаю…

– Иди.

Кос тоже встал, босиком взобрался на танк.

– Погоди, – оттолкнул он в сторону Шарика, несшего вахту на башне.

Переступая с ноги на ногу, потому что разогревшаяся под солнцем броня обжигала ступни, Янек снял с радиостанции кресты Виртути и Храбрых, вернулся на брезентовую подстилку и стал их чистить тряпкой.

– Нет, я уже нет, – ответил Павлов на вопрос Густлика, которого Янек не слышал. – Даже металл устает, а что о человеке говорить! Я тысячи раз выигрывал поединок с минами. К примеру, после освобождения Варшавы, на улице Шуха… – Он замолчал, задумавшись, потом неохотно хлопнул рукой по нагревшемуся брезенту. – Даже рассказывать нет охоты. Пусть другие разминируют, а я буду переходить улицы только на перекрестках, пить кипяченое молоко и всегда носить шарф, чтобы не простудиться. Мы уже поработали…