Четыре стороны сердца - [12]

Ах да, ему нужно поговорить об этом болване Людовике с одной видной дамой легкого поведения. Итак, он сел в машину, вспомнил, что на улице, где жила эта дама, трудно припарковаться, потом решил, что найдет место. И он его нашел.

Мадам Амель приготовилась к встрече задолго до появления Крессона, но он этого не знал. Она успела обмахнуть метелкой из перьев барную стойку, поставила рядом с ней два табурета подальше от остальных, словно эти простые деревянные сиденья могли оказаться нескромными свидетелями их беседы. Затем вынула бутылку виски, бутылку «Рикара», «Перье» и кока-колу. Мало ли что: мужчины меняются – и с возрастом их вкусы становятся все более странными.

Анри Крессон открыл дверь, пересек тесную прихожую так уверенно и непринужденно, словно входил к себе домой, подошел к мадам Амель, взял ее пальчики и, склонившись, поцеловал их. Ему смутно помнилось, что она обожала это приветствие. Именно такими манерами, в ее понимании, должны обладать истинные джентльмены.

Усевшись на табурет рядом с ней, Анри нерешительно поводил рукой над четырьмя бутылками, потом приподнялся и соскользнул со своего сиденья, встав на цыпочки, – читатель еще не знает, что он был среднего роста, с коротковатыми ногами. Итак, покинув свой насест, он разыскал в баре бутылку водки и торжественно водрузил этот трофей на стойку, после чего с некоторым усилием снова забрался на табурет.

Но мадам Амель не позволила ему обслуживать себя: она засуетилась, принесла лед, содовую воду, заботливо спросила, не предпочитает ли месье «Indian Tonic», и так далее. Наконец, угомонившись, она налила себе рюмочку водки за компанию с гостем, и они чокнулись, как старые друзья, или как незнакомые люди, или совсем наоборот, – последнее как раз и было правдой.

– Все такая же красотка! – сурово констатировал Анри Крессон; он терпеть не мог комплименты что в чужой адрес, что в свой собственный.

– Ну вы и шутник! – кокетливо возразила она. – Галантный кавалер, как всегда, но шутник.

– Никогда не шучу по серьезным поводам, – с улыбкой парировал Анри.

Он глотнул водки для храбрости: разработанный план внезапно показался ему нереальным, нелепым и, уж во всяком случае, слишком прекрасным или слишком дерзким для этой женщины, с ее строгим макияжем «под учительницу». Мадам Амель сразу почуяла, что разговор будет серьезный, и для начала завела легкую светскую беседу, способную, как она полагала, разрядить атмосферу: «Как поживаете? Отчего вас больше не видно? Как идут дела? Тут у нас только и разговоров что о ваших успехах… Кажется, это даже до Парижа дошло. А правда, что вы решили заняться политикой?»

Анри не реагировал и ответил только на последний вопрос, махнув рукой:

– Политикой? Да никогда в жизни! Все это болтовня, досужие сплетни!

Мадам Амель кивнула.

– Ну, вот что! – сказал Анри, хлопнув ладонью по стойке бара. – Не стану отнимать у вас время понапрасну. У меня проблема: вам известно, что мой сын Людовик попал в автокатастрофу?

– Да, конечно.

– Так вот, значит, вам известно, что потом его долго держали в разных дурацких психушках, где он только зря терял свое время, мои деньги и где его пичкали всякой дрянью эти коновалы-психиатры. Вы в курсе? Ну конечно в курсе. Здесь хоть молчи, хоть кричи, все равно все всё знают…

И он горько усмехнулся. Мадам Амель смущенно поежилась. Она ожидала чего угодно, но только не того, что он заговорит о сыне. Все это было очень странно.

– Да нет, о вашем сыне не так уж много сплетничают. То есть разговоры-то идут, но люди болтают всякие глупости. Точно никто ничего не знает.

– Ну да, – бросил Анри. – А вы сами-то его видели?

– Нет, конечно, – он ведь нигде не бывает. Однажды садовник мэрии что-то привез вам, разгружался во дворе и случайно увидел его. Но только издали – и потом рассказывал, что парень сильно похудел. А поговорить им не пришлось. Я считаю, это неразумно: ваш Людовик должен выходить на люди, общаться, чтобы доказать всем, что он не…

Она осеклась и смущенно пожала плечами.

– …что он не сумасшедший? – договорил Анри Крессон. – Нет, он не сумасшедший, да и никогда им не был. Просто все эти кретины одурманили его своими снадобьями. Поэтому он сейчас такой… И он скоро возьмется за работу, а пока еще не успел прийти в себя, понимаете? Два года на всяких успокоительных – такое мало кто выдержит.

– Охотно верю, – подтвердила мадам Амель и уже собралась было рассказать другую поучительную историю на эту тему, но Анри Крессон тут же прервал ее решительным взмахом руки.

И она снова превратилась во внимательную слушательницу.

– У Людовика целых два года не было женщины. А темперамент у него – дай боже, как у всех Крессонов, и прожить два года монахом – это очень вредно.

– Но ведь его жена сразу же, как только он вернулся, занялась им! Какая чудесная у вас невестка – и заботливая, и очаровательная, а к тому же…

Но тут он снова прервал ее:

– Ничего подобного! Может, она и очаровательная, но на самом деле просто шлюха, да еще и амбициозная шлюха, – словом, совсем не такая, какая нужна этому парню, он ведь у нас простая душа, добрый, обходительный. И с ней он никогда не придет в себя, – с горечью добавил Анри. – В общем, как бы то ни было, она ему внушила, что никакая женщина не сможет жить с человеком, который считался сумасшедшим. И попросту дала ему от ворот поворот. Не желает с ним спать.