Четыре Призрака из «Гамлета» - [6]

Тут я заметил в холодном неверном свете рабочих ламп пару крошечных черных теней, которые слетали с колосников и носились широкими кругами, в том числе по залу, поскольку занавес был поднят. «Летучие мыши», — сообразил я, вздрогнув. «Монарх» и вправду напоминал покойницкую. Я подумал, что летучие мыши украсят собой «Макбета», но не «Венецианского купца», а в «Гамлете» от них не будет ни проку, ни вреда, если только они не начнут пикировать стаями, словно ночные истребители; хорошо бы показывать их только в сценах с Призраком.

Я уверен, что Босс решил дать «Гамлета» в первый вулвертонский вечер, чтобы Гатри мог блеснуть в городе своих детей.

Билли Симпсон втиснул реквизиторский стол прямо перед унылой L-образной каморкой и жизнерадостно заметил:

— Не театр, а дом с привидениями. Держу пари, девчонки найдут здесь пару редких призраков, если поработают с доской.

Вряд ли он тогда сознавал, насколько близок к истине.

— Брюс! — окликнул меня Джо Рубенс. — Надо бы купить и поставить пару ловушек для крыс. В сукне кто-то шуршит.

Когда я вошел в «Монарх» на следующий вечер, задолго до начала представления, через скрипучую толстую металлическую дверь служебного входа, внутри уже подмели и прибрались. С натянутым половиком и декорациями «Гамлета» все выглядело довольно прилично, хотя занавес еще не опустился, и я в полном одиночестве смотрел на едва освещенный зал, закругленные ряды пустых кресел и тусклые зеленые огни над каждым из двух выходов.

Небольшое пятно света окружало доску объявлений справа от сцены, еще одно лежало за кулисами, и, кроме того, светился контур двери второй уборной по соседству с гримерной звезды.

Я пошел через темную сцену, мягко скользя по полу, чтобы не споткнуться о провод или крепеж, и меня сразу охватило колдовское волнение, которое я часто испытываю в пустом театре перед вечерним представлением. Только на этот раз в нем крылось что-то еще, от чего по шее бежали мурашки. Думаю, дело было не в летучих мышах, которые могли носиться в темноте, издавая неслышимые пронзительные вопли, и даже не в крысах, которые могли таращить глаза-бусинки из-за сундуков и декораций, — правда, не далее как за час до того Джо сказал, что ловушки, которые он раздобыл и установил накануне вечером, утром были пустыми.

Нет; казалось, меня незримо обступили все персонажи Шекспира — все бесчисленные порождения театра. Я представлял, как Розалинда, Фальстаф и Просперо стоят рука об руку, глядя на меня, и на лице каждого играет своя особенная улыбка. Как Калибан усмехается, молча раскачиваясь на тросах, что спускаются с колосников. Как бок о бок, но не улыбаясь и не рука об руку, стоят Макбет, и Яго, и Дик Три Палки — Ричард III, и с ними все несметные полчища шекспировских героев и злодеев.

Я прошел через противоположную кулису туда, где во втором пятне света сидел Билли Симпсон с разложенным на столе реквизитом для «Гамлета»: черепа, рапиры, фонарь, кошельки, письма на пергаменте, цветы Офелии и прочее. Странно, что Реквик подготовил все так рано, и еще довольно странно, что он сидел один, поскольку у него есть несвойственная актерам привычка водить дружбу с местными, причем любыми — полицейскими, швейцарами, цветочницами, разносчиками газет, лавочниками, бродягами, выдающими себя за нуждающихся актеров, — и даже приглашать их за кулисы: нарушение правил, на которое Босс закрывает глаза, раз уж от Реквика столько пользы. Реквик любит людей, особенно со дна общества, и низменные мелочи жизни. Думаю, из него вышел бы хороший писатель, если бы не отсутствие склонности к драматизму и умения рассказывать истории — своего рода прозаичность, свойственная его профессии.

Итак, он сидел, ссутулившись, за своим столом, почти в дверном проеме реквизиторской с голыми полками — что толку загромождать ее ради трехдневных гастролей? — и вопросительно смотрел на меня. У него был широкий лоб, на который падал свет, скошенный подбородок, остававшийся в тени, и довольно большие глаза: по ним проходила граница света и тени. На мгновение (думаю, в основном из-за разложенного реквизита) он показался мне творцом из «Рубайята», который водит нас всех на ниточках[8].

Обычно он с готовностью приветствовал гостей, но сегодня молчал, и оттого иллюзия была особенно сильной.

— Реквик, — сказал я, — от этого театра веет сверхъестественным.

Выражение его лица не изменилось. Он торжественно принюхался, сделав большой вдох и запрокинув голову, отчего слабовольный подбородок оказался на свету и иллюзия исчезла.

— Пыль, — сказал он через мгновение. — Пыль, старый плюш, водяная краска для декораций, пот, канализация, желатин, грим, пудра и нотка виски. Но сверхъестественное… нет, не чую. Разве что…

Он еще раз принюхался и покачал головой.

Я посмеялся над его приземленностью, но упоминание виски показалось мне странным: я не пил, Реквик ни капли в рот не берет, а Гатри Бойда поблизости не было. Реквик зорко подмечает чувства и ощущения… и мелкие чудачества. Например, не кто иной, как Реквик, поведал мне о блокноте, в котором Джон Маккарти (через пару часов ему предстояло перевоплотиться в Фортинбраса и Первого актера) записывает точное количество часов ночного сна. Поэтому он знает, когда надо урывать дополнительное время, чтобы довести среднюю продолжительность сна до девяти часов. Он уверен, что так проживет дольше.