Четвертый - [27]

Ого, я стал уважаемым! До того я не замечал никакого почтения в коротких фразах, неохотно бросаемых этим просоленным персонажем. В языке мау отсутствует использование личного местоимения «вы» как формы вежливости. Почтительное обращение обозначается особыми речевыми оборотами. Поэтому иногда очень трудно адекватно перевести все это на русский язык. Проще сразу переходить в переводе на «вы». Вот и сейчас матрос всего лишь задал вопрос, но при переводе проще было вставить русское «уважаемый», чем пытаться обыграть инородные обороты речи.

Вот что ему ответить?

– Ничего страшного. Это ко мне, – делано равнодушно ответил я и вернул назад, в уютно слежавшуюся канатную бухту, свою пятую точку.

Матрос выглядел растерянным, и мне даже показалось, что его темная кожа как будто посерела. Он повертелся на своем месте, повернулся ко мне, явно собираясь что-то сказать – даже открыл уже рот, но, так ничего и не сказав, отвернулся. По его внезапно ставшему отстраненным и невозмутимым виду было ясно, он выбрал самое правильное, с его точки зрения, поведение – молча делать свое дело и не соваться в дела этих скелле и их гостей. У меня и подавно не было никакого желания обсуждать со случайным встречным свои догадки и сомнения. Так что остаток пути мы проделали молча.

Как оказалось, рядом с бывшим маяком, или что это там было, сохранилась причальная стенка, видимо, такая же древняя, как и останки основного сооружения, укрытая удачно торчавшими из воды обломками скал. Наш катер занырнул в крохотную бухточку, наверняка превращающуюся в кипящий котел воды во время шторма, сейчас удивительно спокойную и живописную. На этот раз капитан ошвартовался по всем правилам и, как мне показалось, готов был даже помочь выбраться на древний бетон, но замер, остановленный очевидной несуразностью такой идеи. Ухватившись за швартовый конец и выбрав подходящий момент в движении раскачивающегося катера, я выпрыгнул на вылизанный океаном древний бетон. Матрос сразу же засуетился, отчаливая. Я секунду постоял, разглядывая его сверху вниз, решил, что он прекрасно справляется и без моей помощи, и двинулся по единственной тут дорожке к видневшимся неподалеку высоким стенам. Странное дело, но произошедшее неожиданно смыло с моей души всякие остатки неясных терзаний по поводу весьма двусмысленной договоренности, отвечать за которую, похоже, предстояло прямо сейчас. Размеры того, что, вероятно, пряталось в местном океане, абсолютная неопределенность в том, что это могло быть, полностью поглотили привычные человеческие переживания и сомнения. Более того, они до определенной степени даже вытеснили предвкушение грядущей встречи, так что я шагал по неширокой тропе, почти не обращая внимания на окружающее.

У Ной было три мужа – все приемные. Она придерживалась нерушимого правила никогда их не смешивать, и ее избранники были, по сути, полновластными хозяевами в трех разных резиденциях, которые Орден предоставил под ответственность скелле. Она верила, что всякий раз это была любовь. В принципе, она хороший врач и при желании могла бы отрегулировать собственное тело так, чтобы избежать этого. Но ей нравилось. Нравилось это чувство безумия, отчаянной тяги, мучительного смущения. Можно сказать, что любовь была ее хобби. К сожалению, с годами она поняла, что природа – природа скелле, лишила ее главного – того момента, когда страсть, проходя через свой катарсис, перерождается. Что могло быть потом – настоящая любовь, равнодушие или настоящая ненависть, для нее навсегда останется загадкой. Еще совсем молодой она однажды пыталась обойти, преодолеть проклятие скелле, но смерть ее избранника, как теперь очевидно, неизбежная, тяжело отразилась на ней, несмотря на то что, предполагая такую возможность, она заранее старалась эмоционально не сближаться с тем молодым парнем. Три мужа и несколько романов спустя мало что изменили, и после сильного напряжения, когда не было возможности быстро восстановить баланс, его лицо иногда всплывало перед ней забытым кошмаром. Детей, естественно, не было. Несмотря на определенную привязанность к мужьям, она не могла представить, что ее ребенок будет похож на одного из них. Почему-то она так и не нашла того, чьи черты она бы хотела видеть в своей дочери. Ну, а то, что первенец должен быть девочкой, было очевидным.

С Лау они были знакомы с интерната. Никто бы не мог сказать, что накрепко связало столь разных людей. Веселая светлая хохотушка, какой была старшая в те годы, никак не походила на задумчивую романтичную Ной. Быть может, это была именно мечта о невозможной любви, впрочем, нередкая среди скелле. Они принадлежали к разным кругам, происходили из разных мест – темная Ной была с далекого севера, а Лау – дочь одной из старших и почти всю жизнь провела в Саутриме. Сближало их одно – они позволяли себе влюбляться иногда забавы ради в одного и того же. Им хотелось чувствовать, хотелось страдать, и до какого-то момента это вполне получалось. Кто знает, быть может, не совместное увлечение, а неизбежный финал разочарования несбывшихся надежд был тем клеем, что соединил этих скелле.