Четвертое измерение - [101]

Нахохотавшись до слез, она осторожно вытерла глаза, и вправду не уступавшие глазам той японки, смех ее звучал одновременно гордо и чуть по-детски. Так смеются при виде человека, который вошел в клетку с чучелом тигра, а сам трясется со страху, такой смех рождает лишь счастливая уверенность в том, что есть кто-то, из кого можно веревки вить.

Смутная и верткая догадка, прежде заглушаемая прибоем обольстительной красоты, вдруг вынырнула на поверхность, как пробка, и выразилась в двух словах: Снежная Королева! Да, она просто холодная женщина, в ней есть некий скрытый дефект, как если бы в очень сложном механизме глубоко внутри оказалась вмонтирована деталь, сделанная из заменителя. Ничто не могло пронять ее до глубины сердца — ни его укус, ни маета с домом, ни завистливая сокурсница, ни старый муж, против всего, даже самого худшего, природа наделила ее холодной несокрушимой силой плотоядного растения. Эта мысль до того ужаснула его, что в первую минуту его чувства можно было бы уподобить ощущениям таксы, вцепившейся в ногу дога. И ему подумалось: красота не нуждается ни в каких аргументах, она смеется над нашими нормами и укорами, она одним мановением пальца удержит того, кто попытается убежать от нее, и ускользнет от того, кто поверил, будто она у него в руках.

Он уже знал, что теперь его ничто не удержит, он просто встанет и уйдет.

— Так вы берете апельсины? — спросила она.

Он помотал было головой, но тут один мимолетный взгляд, вернее, боковое зрение, один-единственный проблеск сознания перенес его в иной мир, где не было женщин — обитательниц вилл, где действовали совершенно другие законы времени и пространства и где всё, что происходило сегодня, вылилось в нечеткий заголовок статьи, набранной курсивом на правом развороте газеты, валявшейся на подставке: БУДЕТ ЛИ НАЙДЕН МЕТЕОРИТ?

Когда-то своим неучтивым равнодушием Ротаридес навсегда уронил себя в глазах Эвы, а теперь привел в не меньшее негодование пораженную Нагайову; дело в том, что Ротаридес, не говоря ни слова, взял в руки газету и углубился в чтение, словно в комнате никого и не было. Оказывается, он опять упустил очередной крупный шанс, но в то же время появился новый: «Группа сотрудников Словацкой Академии наук выехала на предполагаемое место падения метеорита (район железнодорожного депо в южной части Зволена), ученым помогают в поисках сотрудники краевой обсерватории в Банской Бистрице и другие…» Однако автор не скрывал своего скептицизма: «Предполагаемая зона падения сравнительно велика, а обломки метеорита слишком малы — это все равно что искать иголку в стогу сена». В заключение статьи известный академик обращался к гражданам с просьбой о сотрудничестве и помощи; трудно было найти более благодатную почву для такой просьбы.

— Что-нибудь случилось? — озадаченно спросила Нагайова.

— Метеорит, — только и сказал Ротаридес.

— Метеорит?

— Четвертый за всю историю с вычисленной траекторией и местом падения!

— Ах вот оно что… — кивнула она разочарованно. — А как же апельсины? — спросила она, когда Ротаридес направился к двери.

— Один я возьму, — ответил он не раздумывая, лишь бы закончить препирательства, которые его уже не интересовали; сунул апельсин в карман вместе с газетой и быстро вышел.

Чудак какой-то. Или ненормальный, подумала Нагайова, оставшись одна в своем большом доме, и слегка коснулась пальцами ранки на правом плече.

…Когда дома он забирался под одеяло, то прервал некрепкий сон Тонки, вздрогнувшей от холода, который он принес с собой с улицы.

— Где ты до сих пор шлялся? — недовольно спросила она.

— Я уже знаю, куда мы поедем в конце недели, — сказал он, пропустив мимо ушей ее вопрос. — В Зволен…

— Я тебя спрашиваю, где ты был!

— Где я был? — задумчиво переспросил он, как бы не сразу вспомнив. — Искал для тебя апельсины.

Отчасти это была сущая правда; и у Тонки не зародилось никаких сомнений, потому что в ее руке очутился гладкий пахучий плод. Она обрадовалась, хотя в тот поздний час ночи ничем своей радости не выразила.

14

Иные утверждают, что самые близкие люди на свете те, кто не имеет друг от друга тайн, но они очень и очень ошибаются и вообще не понимают, что тайна — нечто невосполнимое. Лишь посторонним людям, с которыми встретишься и тут же разойдешься навсегда, можно без стеснения выложить все что угодно, так как нам на них ровным счетом наплевать. Но мы еще не раз подумаем, прежде чем рассказать о своем затаенном или ничего не сказать тому, с кем связаны наши надежды или кто занимает в нашей жизни важное место. То, что у человека за душой, не неисчерпаемо, и если не следить хорошенько за собой, то впоследствии его могут и одернуть: «Да ведь ты это уже говорил!» Короче, люди утратят к нему интерес, как к заигранной пластинке, он прослывет банальной личностью — любому наперед известно, что он скажет и что сделает. С какой стати человек без тайны будет кому-то дорог? И, наконец, семейный союз тоже недолго продержится на том, что мы будем все, до мельчайших подробностей, рассказывать другому. Тут большого ума не надо. И с годами делается все труднее поразить партнера, затаить в себе нечто, о чем он не знает наперед, а лишь предчувствует. Правда, есть пары, которые без конца твердят один другому: «Ты меня любишь? Я тебя люблю!» Для этого не требуется ни особых усилий, ни интеллекта, ни даже обыкновенной правдивости. Но если мы хотим загадать загадку, разгадкой которой является любовь, нельзя произносить по поводу и без повода это слово — и тогда второму придется изрядно попотеть, поломать голову и искать в самом себе ответ «да» или «нет»… Напряженный интерес поддерживается тем, что́ мы еще не сказали друг другу. Именно с того самого вечера Тонка и Ротаридес почувствовали, что их влечет друг к другу еще сильнее, чем прежде. Потому что всякая игра в один прекрасный миг кончается, и мы с нетерпением ожидаем ее финала. И если у нас заведется тайна, то рано или поздно мы поделимся ею. А иначе каким образом мы можем поразить спутника своей жизни: «Вот видишь, а ты воображал, что знаешь обо мне все?!» Пусть это даже смертельно поразит его, но за свою погибель он на какой-то отрезок времени вознаградит вас уважением, а может статься, и любовью. Надо только выбрать удобную минуту — ведь и убийц ловят на месте преступления не каждый день. Недомолвка, умолчание, оттяжка финала — это целое искусство, орудием и материалом для него служит именно время…