Четвертое измерение - [102]
В ближайшую пятницу вечером кое-какие неотложные дела и сверх того сборы к исключительно важному субботнему путешествию пришлось отложить на потом из-за внезапной болезни Вило.
Ничего не попишешь, уж кому не повезет, тому и по дороге за выигрышем в спортлото может упасть на голову цветочный горшок, горестно размышлял Ротаридес, торопясь с укутанным Вило на руках в медпункт, и перед его мысленным взором таяло, исчезало навеки видение долгожданного космического камня, хотя про себя он твердил, что поездка вовсе не отменяется, а всего лишь откладывается. Тонка семенила рядом, время от времени прикладывая руку ко лбу сына, хотя дома всего несколько минут назад померила ему температуру и установила, что у него ровно тридцать девять.
На обратном пути их родительские страхи несколько рассеялись от утешительного диагноза и коробочки с таблетками в Тонкиной руке. Возвращение от врача, который, как правило, бросит с десяток ободряющих слов, всегда сближает родителей, вызывает у них ощущение, что они общими силами предотвратили опасность и оба заслуживают награды. Тонка уже не хмурилась, порой даже улыбалась, а на поворотах и крутых подъемах поддерживала мужа за локоть, не зная, чем еще помочь ему с его драгоценной ношей. А малыш между тем задремал, прижав сонное личико к вороту отцовской рубашки. Да и у Ротаридеса тоже возникло чувство, будто сейчас они дружнее, чем когда бы то ни было, что они одновременно думают об одном, его согревало сознание ответственности, безоглядного доверия, которое питали к нему эти два создания, и он бодро шагал домой.
От аспирина температура у Вило быстро спала, малыш забылся целительным сном, и, пока Тонка заваривала на ночь чай, Ротаридес вышел на лестничную площадку покурить.
Припав лицом к прохладному стеклу входной двери, он посмотрел на небо, но оно было сплошь затянуто тучами, и сквозь их темную пелену не пробивалось ни единой звезды. Еле слышно шумел ветер, забредший сюда откуда-то с далекого юга, насыщая ночь влажным дыханием моря. Вдруг скрипнула дверь, кто-то стал подниматься по лестнице тяжелым, усталым шагом.
— Добрый вечер, — поздоровался Ротаридес.
— Добрый… — Бывший продавец пива Шубак остановился, собираясь с силами, чтобы что-то сказать, но только пыхтел. — Сигаретка?.. — спросил он, просто чтобы дать себе время отдышаться.
Ротаридес молча кивнул и вытащил пачку:
— Хотите?
— С моими-то бронхами? — Продавец пива только рукой махнул. Отдышавшись наконец, он добавил: — Тварогову сегодня увезли в больницу. Уже слышали?
— Да она казалась самой крепкой из всех них, — удивился Ротаридес, имея в виду здешний контингент старух.
— Сердечный приступ. Поскандалили утром. Даже до меня наверх докатывалось, уж на что моя блаженной памяти покойница отличалась на этот счет, но чтобы так… Эх! — Шубак помотал головой и умолк.
Ротаридес снова посмотрел в окно и убедился, что ни в одном из домов напротив нет света; мертво и отчужденно стояли они на ветру, уже предвещавшем скорый дождь.
— Я частенько про вас думаю, — неожиданно заговорил Шубак. — Каково-то вам в такой маленькой квартирке среди старух… Тут у нас на днях судили да рядили про эту сквалыжницу Траутенбергерку, и меня надоумило. Вот вам материал для размышления. У меня, знаете ли, есть знакомый, вернее, близкий приятель, вместе состоим в Обществе любителей мелких животных. Он тоже одинокий, занимает двухкомнатную квартиру, но на будущий год их будут ломать. Ему взамен дадут наверняка меньшую в Петржалке, а вам, ежели бы вы быстренько сладили обмен… Я с ним говорил, он не прочь жить со мной по соседству. И с этими он в два счета справится. — Шубак многозначительно показал на дверь Рошкованиовой. — Он с тремя бабами на своем веку управлялся. Двух пережил, а третья успела сама с ним развестись… — Плутовски подмигнув, он горделиво хохотнул, но чувствовалось, что в нем говорит ущемленная гордость человека, который сам ничем подобным похвастаться не может и поэтому охотно приукрашивает чужие биографии. — У него газовое отопление и горячая вода из бойлера, но квартира больше, один-то год вы как-нибудь там перебьетесь. А после сноса получите по крайней мере трехкомнатную…
Ротаридес забыл даже про догорающую между пальцами сигарету и удивленно смотрел старику в лицо, испещренное множеством пятен потемнее и посветлее; лиловатые жилки потоньше и потолще разветвились и напоминали бассейны рек при взгляде из иллюминатора космической станции. Мысль, что совершенно посторонний человек беспокоится о них и в довершение всего предлагает выход, показалась ему в свете всех предшествующих событий невероятной и чуть ли не подозрительной. Даже если в глубине души он и ожидал чего-либо подобного, то никогда не представлял себе неизвестного благодетеля в облике Шубака, бывшего в его глазах субъектом меднолобым, угрюмым мизантропом, чьи интересы и все душевные силы отданы лишь четвероногим да пернатым. И тем не менее вот он, стоит здесь, терпеливо ждет ответа, одним своим присутствием убеждая Ротаридеса, что считать других чуть ли не выродками — значит самому быть последним мизантропом.
Земля превратилась в огромную свалку. Жизнь стала практически невыносимой. Поэтому, младенцев просто убивают при рождении, дабы не обрекать их на страдания. Но один из них выживает. Что ждет его?© mastino.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.