Червь Уроборос - [157]

С этими словами она осушила кубок и, отвернувшись от демонландских лордов, как королева отворачивается от презренной толпы, мягко опустилась на колени подле Корундова ложа, обхватив своими белыми руками его голову и уткнувшись лицом в его грудь.

* * *

Когда Юсс заговорил, его голос был сдавленным от слез. Он приказал Бремери перенести тела Корса, Зенамбрии и сыновей Корунда и Корса, что лежали в этом зале отравленные и мертвые, и наутро предать их почетным похоронам.

— Что же касается лорда Кориния, то я хочу, чтобы вы подготовили ему смертное ложе, на котором он пролежал бы в этом зале всю ночь, а назавтра мы возложим его на костер перед Карсё, как подобает поступить со столь прославленным полководцем. А великого Корунда и его супругу пусть никто не разделяет, но пусть упокоятся они в одной могиле, бок о бок, во имя их любви. Прежде чем мы уплывем, я хочу воздвигнуть им памятник, достойный усопших великих королей и принцев. Ибо царственен и благороден был Корунд, и могуч в бою, воин с чистыми руками, хотя и наш заклятый враг. Удивительны те узы любви, что связали его с этой его несравненной королевой. Кто знал среди женщин равную ей в верности и благородстве души? И, несомненно, ни одна не была более несчастна.

Потом они вышли во внешний дворик Карсё. Ночь все еще несла некоторые признаки того буйства небес, что разразилось недавно и прошло, и разорванные покровы грозовых туч еще висели на небесном лике. Между ними в ясных областях неба дрожали немногочисленные звезды, и луна, полная уже более чем наполовину, опускалась за Тенемосом. В воздухе чувствовалось слабое дыхание осени, и Демоны содрогнулись, вдохнув свежести после душного воздуха этого огромного пиршественного зала. Над руинами Железной Башни поднимался к небу дым, а вокруг нее были свалены груды битого камня, уродливо вырисовывавшиеся во мраке осколками прежнего хаоса; над ними и над разверзшейся землей курились едкие испарения, похожие на испарения горящей серы. Сквозь эти сернистые пары постоянно сновали туда-сюда и утомленно кружили отвратительные ночные птицы и летучие мыши с кожистыми крыльями, неясно видимые в неверной мгле лишь на мгновение, когда в своем полете вырисовывались на фоне луны. И из скорбного запустения болот вдалеке доносились в ночи стенающие голоса: дикий вой, рыдания и протяжные стоны, вздымавшиеся и замиравшие в тишине.

Юсс прикоснулся к руке Голдри и сказал:

— Нематериальны эти завывания, да и те, что кружат в дыму, — не летучие мыши или совы. Это его осиротевшие духи, оплакивающие своего хозяина. Многие из них служили ему, простейшие духи земли, воздуха и воды, содержавшиеся им в неволе при помощи волшебных и колдовских искусств, являвшиеся, исчезавшие и действовавшие по его воле.

— Они ему не помогли, — сказал Голдри, — как не помог и меч Витчланда против нашей мощи и отваги, что сломали его на части у него в руках и сразили многих из его сильных и доблестных мужей.

— Но верно и то, — промолвил лорд Юсс, — что не жил на земле никто более великий, нежели король Горайс XII. Когда после долгих войн мы загнали его в угол, как оленя, он не побоялся во второй раз, теперь уже один и без помощников, предпринять то, чего никто кроме него и единожды не мог исполнить и остаться после этого в живых. И хорошо было ему ведомо: то, что он призвал из глубин, сокрушит и уничтожит его полностью, если он хоть на йоту промахнется, как промахнулся он в прежние дни, но его последователь тогда помог ему. Взгляни же, с каким громким раскатом грома, неодолимого никакой земной силой, обрел он свою кончину: от него Карсё почернел и дымится в руинах, будто памятник ему, эти витчландские лорды, а также сотни солдат наших и Витчей превратились в жаркое на его похороны, а в ночи главными его плакальщиками рыдают духи.

Затем они вернулись в лагерь. И в надлежащее время луна села, тучи разошлись, а тихие звезды продолжали следовать своими вечными путями до исхода ночи так, будто эта ночь была подобна другим; ночь, узревшая, как могущество и величие Витчланда разлетелось на куски под ударом молота рока.

XXXIII Королева Софонисба в Гейлинге

О приеме, устроенном лордом Юссом в Демонланде королеве Софонисбе, питомице Богов, и о случае, который превыше всего того дивного и прекрасного, что было показано ей в той стране, преисполнил ее удивлением; а также редкий пример того, как, вопреки всем ожиданиям, весною в благословенный мир приходит возрождение.

Прошли месяцы, и наступила пора, когда королева Софонисба, в соответствии со своим обещанием, должна была навестить лорда Юсса в Гейлинге. И вот принесшая королеву в Демонланд зимиамвийская каравелла в тиши безветренного апрельского рассвета поднялась на веслах по фьорду к Обзорной Гавани.

Весь восток превратился в будуар золотой зари. Картадза, резко очерченная, будто вырезанная из бронзы, все еще скрывала солнце, и в глубокой тени гор дремали в синем и пурпурном полумраке гавань, невысокие холмы и рощи каменного дуба и земляничных деревьев, меж которых вырисовывались в бледном пробуждающемся великолепии аллеи цветущего розового миндаля и белые мраморные набережные, будто в зеркале отраженные в спокойной морской глади. На западе по ту сторону фьорда все было залито светом зарождающегося дня. На самых высоких пиках еще лежал снег. Безмятежные, купающиеся в золотистом свете, высились они на фоне небесной сини: Дина, Зубцы Нантреганона, Шардский Пик и прочие вершины Иглистого Кряжа и Невердала. Утро смеялось на их высоких гребнях и целовало леса, лепившиеся на их склонах: колышущиеся леса, насыщенные коричневые и пурпурные оттенки которых говорили о том, что каждый сучок на мириадах их ветвей покрыт набухающими почками. Белые туманы подобно одеялам лежали на заливных лугах, где Тиварандардал открывается к морю. На берегах Ботрея и Скарамсея, как и на материке у гигантского утеса Тремнировой Кручи и немного к югу от Аулсвика, сияли золотисто-желтым цветом луга меж березовых лесов: цвели весенние нарциссы.