Чертово яблоко - [7]

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно глянул на мать Акинфий.

— Раньше она в Сулости жила. Мать ее моей подругой была, опосля она замуж вышла. Мужик добрый попался, ласковый. Одно худо: пять девок Ульяна принесла. Мужики Оську на смех подняли. Ты бы, Оська, свою бабу к быку на случку свел, он бы ей вмиг богатыря заквасил. Оська лишь отшучивался: приспеет-де пора и сынам. Но так и не приспела. Барин наш задумал новые хоромы срубить, послал мужиков лес валить. Оську насмерть сосной придавило. Вот тут и вовсе Оськину жену беда захватила. И раньше-то жили впроголодь, а тут, без мужика, вконец захирели. Девчонок, — мал мала меньше, почитай, всех, кроме самой старшенькой Аринушки, Бог прибрал, но Аринушка выжила, а вот мать недуг свалил. Перед смертью молвила: «Ступай, Аринушка, в Ростов на Подозерку. Там троюродный брат отца, Силантий Фомичев, в Рыболовной слободке живет, на митрополита рыбу ловит, тем и кормится. Человек он добрый и жена его Неонила душевная. Будешь жить у них, как дочь родная, ибо Силантий с супругой одни остались: сыновья-то своими семьями живут… Как похоронишь меня, ступай в Ростов, дочка. Сними с киота Пресвятую Богородицу, благословлю тебя…». Вот так, сынок. Я при том разговоре присутствовала, я и похоронить мать Аришки подсобила.

— Прижилась девчушка в Ростове?

— Прижилась, слава Богу. Дважды бывала у Силантия, чтобы девушку проведать. Не нахвалятся: и работящая, и веселая, и лицом пригожая, а главное, сердцем отзывчивая.

— Сколь же ей лет, матушка?

— Шестнадцатый годок пошел. Теперь ее и не узнать. Кажись, совсем недавно пигалицей была, а ныне вытянулась, налилась, парни на нее заглядываются. Не зевай, сынок, такая в девушках не засидится. Силантий всей душой к Аришке прикипел, но уж больно купец Хлебников на девушку зарится. Не зевай, сказываю. Зашел бы к Силантию.

— Зайду, матушка…

Дьяк Приказной избы, тучный, приземистый человек с хитрющими, пронырливыми глазами, выдавил на лице благосклонную улыбку.

— Наслышаны, Акинфий Авдеич. Какие заботы к нам привели?

Впервые Акинфия (не по чину) повеличали, с отчеством: государев служилый человек — не хухры мухры.

Акинфий поведал о своей просьбе, на что дьяк отреагировал все с той же милейшей улыбкой.

— Ах, Акинфий Авдеич, Акинфий Авдеич. Какой же, вы право, проказник. Зачем утруждать себя пустяковыми просьбами и ездить за пятнадцать верст в Ростов, коль в Сулости есть староста, скажи ему словечко, тот занесет тебя в учетную книжицу, уплатишь пошлину — и лови рыбку большую и маленькую.

— Я порядок знаю, Терентий Лукич, но хотелось бы без всяких старост рыбу ловить, и к тому же, как я сказывал, беспошлинно.

Все, кто находился в приказе: дьяк, подьячие, писцы, — переглянулись. Служивый с колеса лезет на небеса. Аль мозги у него набекрень? Да кто ему такое позволение даст, если даже городской голова занесен в особую книжицу?

— То невозможно, любезный, — сменил свою речь на строгий тон дьяк. — Ни один ростовец, а также ни один житель села или деревни, входящий в приозерный надел, не освобожден от пошлины.

— Спорить не буду, — миролюбиво кивнул Акинфий. — Не мной порядок заведен, не мне его и рушить… Однако моя просьба не имеет личной корысти. Князь Борис Петрович Шереметев высказал небольшую просьбицу. Люблю-де я, братец, озерного судака. Присылай мне раз в месячишко пудик. Надеюсь, говорит, ваше озеро не обеднеет. «С удовольствием, — сказываю, — да только меня заставят пошлину платить». «Не заставят, коль скажешь, что сей судак надобен для члена Тайной канцелярии. И всего-то мелочишка».

Приказные крючки вновь переглянулись. Дело не шутейное. Приказ Тайных дел с его устрашающим «Словом и делом» широко известен каждому человеку. Тут недолго и голову потерять.

— На словах сказал князь Шереметев? Грамотки не было?

— Не было, Терентий Лукич… Ну, да коль существует порядок, позвольте откланяться. Не мне на порядок обиду держать. Пойду я.

— Ты погодь чуток, Акинфий Авдеич. Я скоро вернусь.

Акинфий пожал плечами, а дьяк, несмотря на свое тучное тело, шустро припустил к воеводе.

Возвратившись в Приказ, с почтением высказал:

— Лови рыбу, Акинфий Авдеич, без пошлины. Доложи князю Шереметеву, что Ростов всегда рад послужить ему в любом деле.

* * *

На Подозерке Акинфию быстро указали избу Силантия, которая находилась под Земляным валом, на коем возвышался белокаменный кремль с митрополичьими палатами, звонницей, храмами и мирскими строениями.

Изба Силантия Фомичева была довольно солидной: на бревенчатом подклете, с резными оконцами, под тесовой кровлей. Подле избы — баня-мыленка и колодезь с журавлем. На заборе сушились сети, от коих за версту пахло рыбой. Перед избой во всю свою ширь открывалось «Тинное море»[12], на обратном берегу которого смутно проглядывались избы заозерных сел.

День стоял тихий и солнечный, отчего на озере не было даже малейшей ряби; вдоль берега — сотни лодок, многие были причалены, а на других копошились рыбаки, укладывая снасти и всевозможную наживку; некоторые смазывали уключины, видимо, готовясь к дальнему переходу через Вексу на Которосль, а то и на Волгу.

Более крупные купеческие суда стояли у причалов, что напротив юго-восточной части кремля. Там своя жизнь: покрикивают торговые приказчики, бегают по сходням дюжие ярыжки-грузчики да судовые бурлаки с кулями, тюками, бочонками… Ростов Великий — город суетный, торговый, и в то же время весьма религиозный, с исстари называющийся одним из духовных центров православной Руси, не случайно в Ростове так много монастырей и храмов.