Чёртик из коробочки - [4]

И вот сидим мы себе, чай попиваем, - ну правильно, рано ведь обедать, да я и не хочу вовсе, - я рассказываю, что и как было, Митька слушает, не хмыкает, и то ладно. Прыгун слушает, - ну, это я так говорю, - слушает, - он на меня смотрит, губами шевелит, иногда за руку меня ловит, когда я уж больно увлекаюсь. И я тогда медленнее говорить начинаю, и к нему персонально обращаюсь, и тогда он так доволен, аж красный делается, хоть и не поймёт толком, чего это я рассказываю.

- Вот так-то, Митька, так что, как ни крути, а надо бы мне амортизатор сзади поменять, на регулируемый, на «Ёлинс»…

- Ты мне тут! А ещё чего? Что так скромно-то? «Ohlins»! Давай уж по полной, давай и вилку-перевёртыш, и тормоза, радиалки Brembo’вские, и…

- И диски лепестковые! - мечтательно подхватываю я.

- И бронепроводом по сраке! - радостно, в тон мне заявляет Митька.

- И глушак Akrapovic… - упавшим голосом заканчиваю я. - Да, мечтать не вредно. Дорого это всё, ясен перец…

- Д’орого! - отзывается Попрыгун, во, блин, уловил, и при этом головой качает и такую деловую морду делает, что мы с Митькой покатываемся со смеху.

Женька смотрит на нас, пожимает плечами, - дураки, мол, - и, чуть подумав, с важным видом цапает с блюда очередную зефирину. И так это похоже он сейчас делает на завхоза нашего, на Сергеева, из детдома который…

- Женька! Много сладкого! Ешь колбасу.

- Да пусть его, Дим, он же сладкоежка.

Митька хмыкает совсем уж по-особенному, - ну, так хмыкать научиться мне и мечтать нечего, - ну вот, хмыкает он, значит, и рассказывает, - в сотый раз, блин! - какой лично у него был первый байк. Ты бы ещё про самокат свой вспомнил! - сердито думаю я, ну а чо он, в самом-то деле, двадцать первый век на дворе! Его «Восход» только в музеях и увидишь, да на помойке ещё разве что, на какой-нибудь, на колхозной… Тут телефон звонит, вот уж кстати! Митька идёт за трубкой, Женька вопросительно смотрит на меня, я показываю ему, что, мол, телефон. Прыгун кивает головой, и снова тянется к зефиру. Хватит! Я хлопаю его по руке и подсовываю к нему поближе бутерброд с маслом и сервелатом, - хоть бы этот съел, с сыром ведь есть его не заставишь…

- Да, Лена, да. Вот он, с нами, чай мы пьём… - Митька возвращается на кухню, говорит с Женькиной мамой, и грозит мне кулаком, блин, забыл я позвонить домой Прыгуну… - Да в порядке всё. Ну, как в порядке, руку сломал… Гипс… Да я ему добавлю! Вредный ведь, гад!.. Женька? У нас ночевать собрался? Ну, если отпросился… Да ясно, что волновался, он же на Илюшку молится, да зря только! Выбрал себе героя без башки!..

Я с угрюмым видом тянусь за чайником, - начинается… Женька тычет меня локтём, кивает на Митьку и показывает мне жестом, - кулаком в челюсть тычет себя, - что, мол, достаётся?  И кивает довольно, - поделом, мол, - и тут же хихикает себе в ладошку…

- И ты туда же, Ленка! Хрен бы с ним, с мотоциклом… Целый, целый, так, мелочи, бак там… Щас, погоди. Ил, тебя не тошнит? Говорит, - нет… Ремня ему хорошего, вот чего ему надо!.. Да, ладно… Да ты что?! Когда это я его… Нет, ну поорать-то мне надо? Или не надо? Я же брат, хоть и сводный, и ещё опекун, всё-таки, или я кто!..

Митька возмущённо смотрит на меня, снова грозит мне кулаком, я закатываю глаза, а Прыгун, гадость мелкая, роняет вихрастую башку на стол…

- Да нет, не стал я маме звонить, пусть отдыхает, и так мы её с Илом в Абзаково еле затолкали… Неделю ещё… Да ты что, с ума сошла, ты что же думаешь, мы тут с голоду пухнем, что ли?.. Да всего полно! И пельмени, и мясо, фрукты-овощи всякие, приготовим чего-нибудь там, шурпу я вот хотел сварить. Во, приходи завтра!.. Да? Ну, ладно. Погоди, а Женька?.. Да зачем же тогда тебе его забирать-то? Пусть уж у нас тогда… Да пусть, я сказал! Вот ведь! Ну кому он тут мешал когда-нибудь! Я на работе, Ил на инвалидности, вот пускай тут вдвоём и… Во! Я их заставлю уборку произвести! Генеральную!.. Ничего, ему полезно! Ещё как справится, Женька поможет, а не справится,- хм, - я ему тогда бронепроводом по филейным частям, за всё сразу… Вот тебе и ха-ха. Ладно, Елена, пока.

Ну-у, теперь вся Магнитка будет знать, что я на байке навернулся! Хорошая у Женьки мама, да язык вот только у неё… хотя, это у них у всех, - у женщин, я имею в виду.

- Ты всё понял, Ил? Женька два дня у нас будет жить, Ленка на сутки уходит, так что сегодня, завтра, и ещё полдня послезавтра. Жека! Сегодня и завтра ты у нас ночуешь… Илька! Мама, да что же это за день! Прыгун, чтоб тебя! Чашку кокнул… Женька, тряпку! Бля, пополам, как ножиком! Хм, Илюха, и ведь именно мою кокнул, заметь, не свою, и не твою, уж тем более…

- Жека! Брось. Фиг-ня, по-нял? Не-пе-ре-жи-вай. Мало, надо было Митьке на брюки чашку эту… Отстань, Дим! А ну! Я ж инвалид сёдня, меня ж нельзя сёдня…

Митька отпускает мой загривок, щёлкает машущего на него руками Прыгуна по лбу, потом некоторое время задумчиво так на нас с Женькой смотрит, решительно нам кивает, и достаёт с полки свой коньяк. Чо, неужто?.. Ага, как же! Рюмку-то одну достал, себе только. Попрыгун тут же подскакивает, радостно хватает у Митьки рюмку, и, задевая за всё локтями, торопится её помыть, - обожает наш Прыгун смотреть, как Митька коньяк пьёт! Ну, не сам коньяк, вообще-то, а обожает Женька то, как Митька лимон при этом ест, без сахара, без ничего, - у Прыгуна аж глазищи его на лоб лезут всякий раз.