«Мог бы тоже хоть в чём-нибудь поклясться…»
Он склонился к лицу Вэй Юн, убеждаясь, что она уснула, и медленно заговорил:
— Однажды, — Лань Чжань едва шевелил губами, желая и не желая одновременно, чтобы Вэй Ан Ю услышала, — однажды… у нас будет семья.
Можно ли это назвать клятвой? Скорее — безумной надеждой. Он мог лишь гадать, в его ли «клятве» дело, но Вэй Юн сквозь сон слабо улыбнулась.
А теперь — ждать. Им остаётся только ждать. Лань Ван Цзи сел рядом и несколько раз глубоко вздохнул. Увы, сосредоточиться на медитации ему помешал сонный и чуть недовольный голос:
— Пожалуйста, скажи, что я спала пару дней. Все бока на этих камнях отлежала.
— И пяти минут не прошло.
— Ну вот. Эй, Лань Чжань, а может, ты меня поцелуешь, чтобы лучше спалось? А что? Когда я была маленькой, шицзе всё время целовала меня в лоб перед сном, и я сразу же засыпала. Может, и у тебя так получится? — Вэй Ан Ю явно доставляло удовольствие то, как он всякий раз терялся и давал заднюю под таким откровенным напором. «Если бы ты не смеялась, а в самом деле хотела этого, — печально подумал Лань Ван Цзи, — я бы ни за что не отказался».
Какая-то часть него умоляла, чтобы Вэй Юн продолжила настаивать на поцелуе — тогда он сумел бы побороть собственное стеснение, и действительно поцеловал бы, и не в лоб, а в губы, стирая малейшее воспоминание о прикосновениях Вэнь Чжао. Поцеловал бы так же легко и невинно, как она в лесу — совсем недавно, но, кажется, прошла целая жизнь…
— Ладно, ладно, — она от души зевнула и запоздало прикрыла рот рукой, — не хочешь целовать — ну так сыграй колыбельную.
И пусть это всё ещё было лишь шуткой, беззлобной насмешкой над теми чувствами, что Лань Чжань никогда не осмелился бы показать, — израненные пальцы, на которых лишь недавно зажили порезы, коснулись струн. На мгновение Вэй Юн приоткрыла один глаз, не веря своим ушам.
В тёмном подземелье, ставшем отдельным миром, где они остались только вдвоём, Лань Ван Цзи играл для неё. Звуки успокаивали, уносили вдаль, и вскоре уже ему самому казалось, что где-то в стороне звучат голоса, и кто-то направляется сюда, в пещеру, повторяя их имена…
Скоро, совсем скоро они снова увидели свет.
Ничего не болело, лицо, отмытое от крови, больше не чесалось, а красно-бело-золотое платье, пришедшее в негодность, истлело в огне — туда ему и дорога. Теперь, когда не приходилось больше прятаться и продумывать наперёд каждое действие, каждое слово, Вэй Ан Ю смогла выдохнуть с облегчением. Она снова была дома — в Пристани Лотоса. Наслаждаться лёгким ветерком и воспоминанием о недавнем сытном ужине мешала лишь мрачная тень, нависшая не только над ней — над всеми, кого она знала и любила. Спокойствие не могло длиться вечно.
И оно оборвалось, когда Цзян Чен, бледный как смерть, подошёл к ней, безмятежно отдыхавшей на берегу озера. Он протянул ей письмо со знакомой печатью в виде солнца — такой же рисунок отныне застыл над её сердцем.
— Орден Ци Шань Вэнь требует твоей немедленной казни. Пока только письмо, но, если гонец не вернётся с твоей головой, грозятся явиться за «преступницей» лично.
В нём ещё кипела нерастраченная ярость и какая-то детская обида, непонимание, с какой стати невиновная в его глазах шицзе должна расплачиваться за свершённое её руками правосудие. Увы, вряд ли Вэнь Жо Ханю интересны детали той истории, в ходе которой лицо его младшего сына подрастеряло остатки той немногой привлекательности, что до того ему можно было приписать. С затаённым злорадством Вэй Ан Ю перечитывала строки страшного письма, особенно ту часть, где расписывалось, сколь жестоко она искалечила «не имевшего дурных намерений» Вэнь Чжао. Будто бы рана на губе воспалилась — конечно же, от яда, которым она наверняка напоила бедолагу накануне — и лицо у него распухло, как после полсотни пчелиных укусов. Её почти смешило праведное негодование, бурлившее в каждой фразе и закипевшее тогда, когда речь зашла о выколотом глазе. Многое она бы отдала, чтобы взглянуть, как из опустевшей глазницы доставали оставшийся внутри обломок заколки, и как Вэнь Чжао скулил и по-собачьи выл, смиряясь с мыслью, что такую рану не заживит никакое время. Сейчас, когда воспоминания о его липких прикосновениях и слюнявых поцелуях чуть померкли, Вэй Ан Ю иногда ужасалась собственной жестокости и повторяла себе, что он достаточно наказан. И лишь что-то тёмное, кольцом свернувшееся внутри, раз за разом вкрадчиво шептало: «мало».
Цзян Чен не разделял её легкомыслия и смотрел встревоженно, почти потеряно. Он искал выход — и не видел.
— Ну, этого стоило ожидать, — Вэй Ан Ю легко повела плечами и склонилась к озеру, задумчиво поболтала рукой в воде: так ей легче думалось. — И что теперь?
Он медленно сжал и разжал кулак, посмотрел в сторону, на безмятежные воды озера:
— Мама приказала слугам собрать твои вещи и кое-что в дорогу.
— К чему? — Вэй Юн посмотрела на своё отражение, оттянула ворот, любуясь зажившим клеймом. — Она думает, что меня будут честно судить, прояснят обстоятельства, а потом отпустят с миром? Большая удача, если мне не снесут голову сразу же, как покинем Пристань Лотоса… хотя, быть может, и потерпят, чтобы Вэнь Чжао мог позабавиться лично.
