Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник) - [135]
Лучшей иллюстрацией такой избыточности может послужить одна из сторон биографии Пауля Фейерабенда, яркого философа науки. Боевое ранение сделало Фейерабенда неизлечимым импотентом, однако он четыре раза был женат и так лихо приударял за женщинами, что оставлял за собой череду брошенных мужей и любовников и столь же длинную цепочку разбитых сердец, среди обладательниц коих числились и студенточки (в те дни у преподавателей имелись некоторые привилегии – особенно у блистательных профессоров философии). При его импотенции это было выдающимся достижением. Значит, нашлись другие части тела для удовлетворения чего-то такого, что заставляло женщин сходить по нему с ума.
Мать-природа создавала рот для приема пищи, возможно – для дыхания, возможно – для каких-то еще целей, связанных с наличием языка. Затем возникли новые функции – по всей видимости, не входившие в ее первоначальные планы. Губы и язык частенько служат для поцелуев – или же для иных, более фейерабендических утех.
В последние три года я неустанно думал о том, что при эпистемической предельности (то есть при непроницаемости будущего) прогресс – и выживание – нереальны без одного из перечисленных видов избыточности. Сегодня вы не знаете, что может понадобиться вам завтра. Это резко противоречит известной нам всем по трудам Аристотеля концепции телеологического замысла, которая сформировала средневековую арабско-западноевропейскую мысль. Согласно Аристотелю у всякого предмета есть ясное назначение, определенное его создателем. Глаз создан для того, чтобы видеть, нос – чтобы обонять. Это – рационалистический подход, очередное проявление того, что я называю платонизмом. Однако все, что может быть использовано не по прямому назначению, причем без дополнительных затрат, даст лишний шанс приспособиться, если возникнет какая-то неведомая прежде сфера приложения или новая среда. Чем больше у организма потенциальных функций, тем вернее он выиграет от экологической неопределенности и эпистемической непроницаемости!
Возьмем аспирин. Сорок лет назад raison d'etre[92] аспирина состоял в его жаропонижающем (противолихорадочном) действии. Позже его применяли как анальгетик (болеутоляющее). Использовали этот препарат и для снятия воспалений. Теперь же его прописывают главным образом как кроверазжижающее средство, способное предотвращать второй (или первый) инфаркт. То же самое относится почти ко всем лекарствам: многие выпускаются ради их второстепенных или третьестепенных свойств.
Я только что взглянул на стол в моем деловом, не-литературном кабинете (я отделяю функциональное от эстетического). Ноутбук опирается на книгу, так как мне нравится, когда клавиатура немного наклонена. Книгу эту – французскую биографию пылкой Луизы Андреас-Саломе (подруги Ницше и Фрейда) – я уж точно читать не собираюсь; она была выбрана мною за толщину – оптимальную для данной задачи. Волей-неволей убедишься в нелепости иллюзии, будто книги предназначены исключительно для чтения и их могут заменить компьютерные файлы. Только подумайте, какой функциональной избыточностью обладает книга! Вам не удастся поразить соседей электронными файлами, и вашего самолюбия электронные файлы тоже не потешат. Похоже, у предметов есть неявные, но важные дополнительные функции, которые не фиксируются нашим сознанием, однако позволяют им прекрасно существовать, – а иногда, как в случае с художественными коллекционными изданиями, вторичная функция даже становится основной.
Таким образом, когда в вашем распоряжении множество функциональных избыточностей, непредсказуемость способствует равновесию, но при одном условии: если вы в состоянии извлечь из случая больше пользы, нежели он может причинить вам вреда (я придумал для этого рабочий термин: дуга неопределенности). Так дело обстоит со многими инженерными приложениями, в которых одни инструменты порождают другие.
Сейчас я погружен в изучение истории медицины, которая задыхалась под гнетом Аристотелевой иллюзии обоснованности, Галеновых рационалистических методов, уморивших множество людей руками лекарей, уверенных в своей правоте. Во многом виновата наша психология: людям легче двигаться к ясной цели, чем пребывать хоть в малой неопределенности, даже спасительной. И сами научные исследования, судя по тому, как они планируются и финансируются, являются телеологическими, то есть их цель – получение точных результатов, а не попытка открыть максимальное число окольных путей.
Я подобрал для этой идеи названия и позамысловатей дуги, например факультативность (так как у вас всегда есть выбор, принимать ли на халяву то, что предлагает вам случай), но я еще в процессе раздумий. Прогресс, проистекающий из второго вида неопределенности (в моей терминологии: прилаживание, или бриколаж), – предмет моей следующей книги.
Отличия без разницы, разница без отличий
Вот еще одно преимущество избыточности. На протяжении всей моей книги я последовательно упирал на отсутствие практических различий между понятиями удачи, неопределенности, случайности, неполноты информации, сюрприза, применяя простой критерий предсказуемости, уравнивающий их функционально. Вероятность – это степень убежденности, необходимая при заключении пари, а также нечто более ощутимое, связанное с реальной случайностью (“онтической”, о ней позже). Перефразируя Герда Гигеренцера: фраза “завтра с 50 %-ной вероятностью пойдет дождь” в Лондоне может означать, что полдня будет лить, тогда как в Германии – что половина экспертов считают: выпадут осадки; в Бруклине же, добавлю, это значит, что в барах ставят 50 центов на дождь – и получают доллар, если прогноз сбывается.
Русская рулетка и лидеры бизнеса, классическая история и финансовые спекуляции, поэзия и математика, Шерлок Холмс и научные войны - все есть в этом очаровательном проникновении в к), как мы соприкасаемся и взаимодействуем с госпожой Удачей. 1.сли ваш сосед достигает успеха на фондовой бирже, это потому, что он гений или везунчик? Когда мы ошибочно принимаем удачу (а мастерство, мы превращаемся в "одураченных случайностью", предостерегает математик и менеджер по страхованию рисков Нассим Талеб. Нам необходима такая книга, которая помогает справляться с глубоко укоренившейся человеческой тенденцией, недооценивать случайность.
«Черный лебедь» — не учебник по экономике. Это размышления очень незаурядного человека о жизни и о том, как найти в ней свое место.За одно только последнее десятилетие человечество пережило ряд тяжелейших потрясений: 11 сентября 2001 года, война в Осетии, мировой финансовый кризис. Все эти события, представляющиеся нам сейчас закономерными, казались абсолютно невозможными, пока они не произошли. Сорокадевятилетний ливанец, выпускник Сорбонны и нью-йоркский финансовый гуру Нассим Талеб называет такие непредсказуемые происшествия Черными лебедями.
В своей новой, резко провокационной и одновременно предельно прагматичной книге неподражаемый Николас Нассим Талеб рассказывает, как важно идентифицировать и фильтровать чушь, отличать теорию от практики, поверхностную компетентность от настоящей. Вы узнаете, что такое рациональность в сложных системах и реальном мире, симметрия и асимметрия и в чем состоит логика принятия рисков. Наполняя новым смыслом привычные понятия, такие как «справедливое общество», «профессиональный успех», «личная ответственность», и не боясь задеть эго признанных кумиров, Талеб развенчивает лицемерные идеи и действия апологетов военного вмешательства, инвесторов рынка ценных бумаг и религиозных проповедников.
В жизни мы стараемся не полагаться на волю случая, пытаемся «управлять своей судьбой», принимать «взвешенные решения» и «держать все под контролем», но на самом деле часто принимаем случайность за закономерность, путаем причину и следствие, а нашему мышлению недостает критичности. Интеллектуальная близорукость и самоуверенность часто обходятся нам очень и очень дорого.Случайность может лежать в основе как удачи, так и неудачи. Невозможно предугадать случайное событие, но можно подготовиться к встрече с ним и даже попытаться обратить его себе на пользу.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
Рене Декарт – выдающийся математик, физик и физиолог. До сих пор мы используем созданную им математическую символику, а его система координат отражает интуитивное представление человека эпохи Нового времени о бесконечном пространстве. Но прежде всего Декарт – философ, предложивший метод радикального сомнения для решения вопроса о познании мира. В «Правилах для руководства ума» он пытается доказать, что результатом любого научного занятия является особое направление ума, и указывает способ достижения истинного знания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.
Глобальный кризис вновь пробудил во всем мире интерес к «Капиталу» Маркса и марксизму. В этой связи, в книге известного философа, политолога и публициста Б. Ф. Славина рассматриваются наиболее дискуссионные и малоизученные вопросы марксизма, связанные с трактовкой Марксом его социального идеала, пониманием им мировой истории, роли в ней «русской общины», революции и рабочего движения. За свои идеи классики марксизма часто подвергались жесткой критике со стороны буржуазных идеологов, которые и сегодня противопоставляют не только взгляды молодого и зрелого Маркса, но и целые труды Маркса и Энгельса, Маркса и Ленина, прошлых и современных их последователей.