Чернов - [42]

— Ничего, Дмитрий, не горюй, привезу целый мешок разноцветных камешков, — сказал Дмитрий Константинович, целуя на прощанье сына.

В Москве надо было делать пересадку. В ожидании поезда Чернов зашел к Дюзо пообедать, погулял на набережной, отдохнул в Александровском саду, любуясь ансамблем Московского университета. Из вагона отходящего на восток поезда посмотрел на темные, плохо освещенные старые московские улочки, как бы говоря им последнее <що свидания», и внутренне подготовился принять неизвестное завтра.

И замелькали за окнами леса, поля, луга, лесостепи, за Волгой начались бескрайние ковыльные просторы и опять хвойные, березовые леса. Холмы встречались все чаще, становились все круче…

Чернов обладал великолепной памятью. Но, как истинный ученый, он считал необходимым поразившие его события, факты, мысли заносить в записные книжки. Так накапливался материал, потом Дмитрий Константинович систематизировал его, делал предположения, выводы и еще раз возвращался к интересующему его вопросу, чтобы уточнить, что сбылось, а где прогноз оказался неточным.

Перебираясь с рудника на рудник, Чернов всегда имел при себе записную книжку, куда заносил цифры, зарисовывал профили гор, разрезы рудников, где коротко описывал встречи с людьми, особо помечал в записях просьбы коллег или вопросы, на которые должен был дать ответ из Петербурга.

Потом, вернувшись домой, рассказывал о путешествии, заглядывая в листки. Он говорил:

— Хребет Шунда — уникальное место. Это одно из самых мощных месторождений бурого железняка на западной стороне Урала. Дорога идет в горах, пересекает красивейшую реку Малую Сатку. Видел Макарову гору. Почему Макарова? Уж никто и не помнит, откуда пошло это название. «Так всегда было», — сказывали мне мужики. Дороги незавидные, мосты едва держатся. И это в июне! А что же делается в осеннюю распутицу?! Руда очень хорошо отделяется от пустой породы. Добыча руды часто затруднительна из-за ее твердости. Видел, как взрывают динамитом. Вот кончат рабочие смену, приходят взрывники. Смотришь, побежала цепочка огоньков, и друг за другом заухали склоны. А утром рабочие убирают разрушенную породу. Кладут на конные тележки с откидным задом и отвозят в обжигательные кучи или же в груды к обжигательным печам. И сколько же берез гибнет в огне обжигательных куч!

Особенно поразила Чернова гора Магнитная — своими размерами месторождения магнитного железняка. Заведующий горной частью Тагильских заводов Майер оказался очень любезным и воспитанным человеком. Он вызвался показать Дмитрию Константиновичу и рудники, и заводы, познакомил его со своими сослуживцами, подарил обширную коллекцию образцов медных и железных руд. Майер был в курсе научных трудов Чернова, знал немецкий и английский и в дороге, переезжая с рудника на рудник, закидывал столичного гостя вопросами.

В окрестностях Нижнего Тагила Чернов долго рассматривал Высокогорский рудник. Зрелище действительно завораживающее. Здесь разработки велись открытым способом. На дне глубокой многоярусной террасы лежало глубокое темное озеро. В погожий день по его глади, как в зеркале отражаясь, бежали облака. А вдоль террас двигались повозки-с рудой. И лошади и люди казались почти кукольными с самого верхнего отвала.

Проходя мимо одного отвала, Чернов взял кусок руды и внимательно осмотрел ее в лупу.

— Да здесь не меньше пятидесяти процентов железа! А руда в отвале! — с удивлением сказал он Майеру.

— Немного ошиблись, Дмитрий Константинович, — отвечал спутник. — До шестидесяти восьми процентов! Мы так избалованы богатством и чистотой руды, что бросаем этот подрудок. Когда-нибудь нам за это спасибо не скажут, — сокрушенно продолжал он. — Но что можно сейчас сделать…

Побывал Чернов на Саткинском заводе, Кушвинском, Златоустовском. И всюду видел хищническую эксплуатацию природы, ее богатств.

Когда Дмитрий Константинович вернулся в Петербург, многое показалось уже не таким печальным и безнадежным. И на вопрос Шулячепко:

— Неужели так уж все плохо на нашем Урале? — отвечал:

— Нет, нет! С огромным удовольствием вспоминаю об одном очень важном, по-моему, учреждении Каслинского завода. О ремесленно-художественной школе для мальчиков и молодых рабочих. Она основана недавно, несколько лет назад, на тридцать учеников. Есть там приспособления для рисования с гипсовых фигур, обучают резьбе по дереву, лепке из глины и воска, отливке фигур из чугуна. Руководит школой художник, он же наблюдает на заводе за формовкой, чеканкой и отделкой изделий. Да вот взгляните сами, дорогой Алексей Романович! — И Чернов взял со своего письменного стола миниатюрное изображение медведя. Хозяин леса стоял возле куста малины и лакомился ягодами. Выражение полного довольства четко передавалось в темном тяжелом материале.

— Все спрашивают, спускался ли я в рудник, под землей, — продолжал Чернов. — Да, был. Именно там я понял, почем кусок металла и как дорого он обходится человеку. Дали мне картуз в заводоуправлении, сапоги, рукавицы, стеариновую свечку, и пошли мы. Спускались по совершенно вертикальным лестницам с круглыми тонкими ступеньками. Спустившись с одной, делали три шага, и начиналась вторая. И так долго шли. Дышать трудно, свечка часто гаснет. Коридоры шахты довольно высоки, но я боялся задеть потолок. Рабочие в шахте выглядят бледными, дыхание трудное. Обратно еле добрался, поверите, ступив на землю, почувствовал, что ноги дрожат. В забое попросил у рабочего кайлу, отбил на память кусок руды. Это надо помнить — как достается сталь!