Чернов - [40]

Вопрос о взаимоотношении между мертвою и живой природой не переставал занимать Чернова всегда. По-видимому, именно в кристаллах и их агрегатах он склонен был видеть связующее звено между этими группами тел природы. В последнем своем труде «Афоризмы из области металлургии стали», оставшемся ненапечатанным, Чернов свои представления о кристаллизации и структуре стали как о физико-химических явлениях свяжет с общим своим научным миропониманием. Он будет доказывать, что одни и те же законы управляют молекулами воздушной атмосферы и коллоидных растворов.

«Пусть эти попытки многим покажутся слишком смелыми или преждевременными, — говорит Г. З. Нессельштраус, — постановка вопроса в такой плоскости свидетельствует о необычайной пытливости ума и духа, о гениальной прозорливости и о глубоко романтической натуре Д. К. Чернова. Со свойственною крупному таланту силою дерзнул он проникновенным взором охватить единым взглядом мир бесконечно малого и мир бесконечно большого, мир микроскопический и мир космический, и в обоих крайних проявлениях организованной материи провидел одни и те же кирпичи мироздания, лишь различным образом сгруппированные».

Учению Чернова о кристаллах и кристаллизации часто присущ антропоморфизм, перенесение человеческих свойств и особенностей на силы или явления природы. Но следы антропоморфизма мы находим во многих научных понятиях — таких, как, скажем, сила, энергия.

Разумеется, что Чернов, как и во всех других случаях жизни, был очень далек от деизма или мистицизма. К антропоморфизму он прибегал чаще всего для того, что-.бы сделать для других, а иногда и для себя, свою мысль ясной, простой и доступной.

Ученые люди прошлого века не считали зазорным в своих речах, мемуарах и диссертациях перемежать строгое повествование изобразительным, наследуя традиции предшествующих столетий, когда художественное, образное мышление еще было преимущественным типом мышления.

Свои «Афоризмы» Чернов читал в Металлургическом обществе. Последнее чтение он заключил неожиданным признанием:

— Вот я говорил о том, о сем, как я воображаю себе молекулы, и все это лишь для того, чтобы дать себе хоть маленькое успокоение.

Есть особенная порода людей, подобных Чернову, мышление которых вместительно до бесконечности, жажда знания неутолима, любопытство ненасытимо.

— Мы должны помнить, — любил он говорить ученикам и коллегам, — что и налево и направо от нас бесконечность. Смотря в одну сторону, мы вооружаемся телескопом, а в другую — микроскопом. Между единицей и нулем можно поместить такое же количество величин, как между единицею и бесконечностью, а нам расстояние между нулем и единицей кажется маленьким.

Таинственный и странный мир частиц и кристаллов, заключенный в куске стали, раскрывался Чернову во всей своей поучительной сложности.

И вот в тот самый момент, когда, постигая жизнь металла, тонкий исследователь и вдохновенный инженер готовился начать изучение сил, связывающих частицы и кристаллы, его напряженная деятельность была прервана вмешательством бюрократической стихии.

Как ученый Чернов оставался вне поля зрения официальной русской науки и много позже, когда заслуги его уже были признаны всем миром. По справедливому замечанию академика М. А. Павлова, «окончив Горный институт, студенты могли не знать даже о существовании Чернова, хотя они жили бок о бок с великим металлургом и сами готовились работать в качестве металлургов… Мне довелось узнать о нем случайно, — рассказывает Павлов, вспоминая о своих студенческих годах. — Занимаясь техническими переводами с иностранных языков, я, порывшись в библиотеке, разыскал выходившую в то время французскую химическую энциклопедию Ферми и решил перевести слово fer — железо. В конце статьи об этом слове я встретил фамилию Чернова и краткое изложение его знаменитых статей о наблюдениях над кристаллизацией стали и основах тепловой обработки. Вот таким образом — из французской энциклопедии — я узнал о работах выдающегося русского металлурга».

Чернов не снискал себе и расположения директора Обуховского завода генерала Колокольцова. Типичный из худших представителей правящих дворянских кругов России, весь секрет успеха полагавший в соблюдении внешней субординации, заносчивый и нетерпимый, Колокольцов не выносил вмешательства помощника в его распоряжения. Чернов же служил «делу, а не лицам» и, в свою очередь, не мог проходить мимо тех приказов и предписаний Колокольцова, которые, по его убеждению, несли вред развитию производства.

Человек прямой, убежденный и твердый, Чернов не сделал ни одной, даже формальной, уступки в своих столкновениях с начальником. Колокольцов в конце концов отстранил его от должности, оставив консультантом при заводе. По тем временам переход на положение «консультанта» был попросту замаскированным увольнением на пенсию. Чернов подал заявление об отставке, в котором со свойственной ему прямотой так и объяснил причину своей отставки: «Я еще не старик, чтобы переходить на пенсию».

Надо сказать, что, уходя в отставку, Чернов наносил себе серьезный материальный ущерб. Право на полную пенсию, равную всему окладу содержания, он мог получить лишь после двадцатилетней службы. Чернов же прослужил только четырнадцать лет. Но не это обстоятельство, с которым Чернов вовсе не считался, оставило в нем горькое воспоминание о пребывании на Обуховском заводе.