ГЛАВА ПЕРВАЯ,
ЗАМЕНЯЮЩАЯ СОБОЮ ПРОЛОГ, С КОТОРОЙ НАЧИНАЕТСЯ ПУТЬ ОТ МЕРТВОГО СТАНОВИЩА ЗОЛОТОЙ ОРДЫ ДО ТАИНСТВЕННОГО ГОРОДА КАРЛА МАРКСА
Днем черный столб пыли взвился к небу. Ветер понес его по развалинам древнего города Увека. Пыль легла тонким покровом на размытые весенними ручьями останки мертвого становища Золотой Орды.
Вечером тысячелетний курган на развалинах плакал тонким девичьим плачем. Плач стлался, как пыль, по лысому городищу до самого берега Волги.
Ночью же шевелились кусты ивняка на берегу, пугая сидевших у костра рыбаков.
Парень, долго оглядывавшийся на кусты, вынул из костра горящую головню и швырнул ее со всей силой туда. Тогда там, за листвою, ахнул чей-то тонкий девичий крик.
— Сгинь! — крикнул парень, — сгинь, нечисть!
Он перекрестился и добавил:
— Она! Ее голос, — та, курганная!
Парень замер. Прохожий прошептал молитву. Старый рыбак, лохматый мужик, сам похожий на скифа, с усмешкой крикнул в кусты:
— Эй, выйди! Не бойся, выходи!
Тонкие пальцы раздвинули кусты. Рыбаки охнули враз. Из листвы вынырнуло девичье личико, покрытое тонким слоем черной увекской пыли.
— Да иди же сюда! Кто ты?
Девочка вышла, как из могилы. Глаза ее горели. Она испуганно разглядывали рыбаков. Огромные черные тени их метались по земле, по кустам от вздымавшихся языков пламени. По берегу, как огромная паутина, на прямых шестах сушились сети; на воде, далеко освещенной пламенем костра, виднелись широкие горла плетеных корзин, и плескались меж ними рыбацкие остроносые лодки.
Девочка подошла к костру, сказала робко:
— Здравствуйте, добрые люди!
Сидевшие оглянулись враз и промолчали. Лохматый мужик присмотрелся к ней:
— Откудова это ты, доченька?
— Заплуталась, должно быть, — спокойно ответила она, — иду в Саратов, а сама синенькская! Думала, в Костровке заночую, а вот не дошла! Далеко тут?
— Недалеко, да ночь. Собаки загрызут.
— И страшно! Я лучше с вами посижу до утра!
— Садись, — ответил мужик, давая ей место у огня, — сейчас вот ушицы похлебаешь с нами. Зачем в Саратов идешь?
— А не возьмут ли в приют? Там, говорят, приюты есть!
— А ты — сирота, что ли?
— Не знаю! — просто ответила девочка, — отец в голодный год, как ушел за хлебом, так и не вернулся! Не знаю жив, аль нет?!
— А мать?
— Матка померла тогда же!
— Где же ты жила?
— У тетки! Да вот и тетка прогнала. Самой есть нечего!
— Эх-хе-хе! — вздохнул глубоко мужик и ласковее поглядел на девочку, — ну, вот, у меня завтра чуть свет лодка идет в Саратов с рыбой, довезет и тебя Сиди тут, грейся!
Харита сказала «спасибо», протянула ноги к костру. Разговаривавший с нею мужик обернулся к сидевшему напротив него длиннобородому человеку в солдатской шинели, с сумкой за плечами, и сказал:
— Ну, рассказывай дальше!
Третий сидевший за костром молодой парень наскоро заглянул в котелок, кипевший над углями, и обернулся к напугавшей его девчонке:
— Вместо двух — четыре ужинать будем! Тоже прохожий! — ткнул он пальцем на человека в шинели.
— Да, — неторопливо и ровно заговорил прохожий, — и называется этот город, значит, город Карла Маркса! Строится он уже пятый или шестой год и строится в дивном парке, где, значит, у каждого домика садик, и в садике том яблоки, вишни и всякая ягода, и всякая овоща, и всякий плод! В городе том — все электричеством делается. Электричеством пашут, электричеством сеют, электричеством жнут, электричеством тесто месят и на электричестве хлебы пекут.
— Ух-ты, — восторженно перебил его парень, — а рыбу? — вспомнил он вдруг.
— Что рыбу? — недовольно переспросил прохожий.
— Рыбу, спрашиваю, ловить тоже электричеством будут?
— Не только ловить, даже разводить ее электричеством будут! — наставительно и спокойно ответил прохожий, — и не всякую рыбу, а только первый сорт! Стерлядь, осетра, белугу…
— Тьфу, пропасть их возьми! — сплюнул парень, — неужто все это возможно?
— А то нет! — оборвал прохожий, — говорю, все электричеством! И от этого электричества такое всем будет облегчение, что каждому жителю на работу придется в день тратить не то два, не то три часа! Три часа он отработал по своей специальности, а остальное время — гуляй в парках, заходи в театры катайся в электрических вагонах, читай электрическую лекцию, газету, что кому надо!
Девочка слушала, прикрыв глаза. Город, о котором рассказывал прохожий, нравился ей.
«Вот куда мне-то бы!» — подумала она, и вздохнула глубоко, посмотрев с завистью на рассказчика.
Прохожий продолжал мерно и тихо:
— Каждый чем на воле был, тем и там будет. Скажем, я крестьянствовал, то и там мне крестьянское хозяйство дадут, но, конечно, все с электрическими машинами. Сел ты на плуг электрический — сидишь, цыгаркой дымишь, а плуг себе идет, ты только поворачиваешь — туда, сюда, направо, налево! Отработавши, ты на том же плугу домой скачешь, только его обернувши задом наперед: тогда он не плуг, а карета с такой скороходкостью, что минут пять — и ты дома! Дома у тебя все машинами изготовлено, наварено, напечено. Ты уж только кнопки нажимаешь да краники отворачиваешь: тут тебе и супы, и жаркие, и блины, и каша, а запить — наилучший баварский квас из стен по трубочкам!