Чернобыль: необъявленная война - [20]

Д: "Я, наверное, виноват, что в той круговерти не объяснил никому — погиб реактор и охлаждать его не надо. Даже Саше Акимову ничего не объяснил. После первого обхода блока понял всю бесполезность и просто сказал Акимову остановить насосы, запущенные сразу после взрыва по моему же распоряжению.

Считал Сашу грамотным инженером, и ему понятно мое распоряжение об остановке насосов. Да, я думаю, что и он понимал. А его участие в подаче воды на реактор объясняется стремлением хоть что-то делать. Как я уже писал, с В. П. Брюхановым у нас на эту тему разговора не было, Н. М. Фомина 26 апреля я не видел вовсе и по телефону не разговаривал. Кстати, и Ю. Багдасарову Фомин не запрещал остановку третьего блока, и вообще никто не запрещал после моего распоряжения.

Л. Топтунов был с блока отправлен вместе с И. Киршенбаумом и, не вернись он на блок, получил бы минимальную дозу. И Топтунов и Акимов остались и участвовали в подаче воды на реактор".

Акимов и Топтунов по нескольку раз уже бегали наверх к реактору посмотреть, как действует подача воды от второго аварийного питательного насоса. Но огонь все гудел и гудел. Что-то мешало воде поступать в реактор: может быть задвижки? Акимов и Топтунов были неразлучны. Они проникли в помещение питательного узла на двадцать четвертой отметке реакторного отделения. С большим трудом вручную приоткрыли регулирующие клапаны на двух нитках питательного трубопровода, а затем поднялись через завалы на двадцать седьмую отметку и в небольшом трубопроводном помещении, в котором было по колено воды вперемешку с радиоактивным топливом, приоткрыли по две задвижки. На левой и правой нитках трубопровода было еще по одной задвижке, но открыть их уже не было сил: ни у Акимова и Топтунова, ни у помогавших им Нехаева, Орлова и Ускова.

То, что реактора нет, Акимов и Топтунов осознали, когда начал и терять сознание. Темно — буро-коричневые, они говорили с трудом, испытывая тяжкие страдания. На лицах выражение недоумения и вины. Им нельзя было отказать в личном мужестве, но при всем при этом, Акимов с трудом разводя опухшие губы, произносил: "Мы делали все правильно…

Для него это были самые важные слова в его жизни!

В 4 часа 00 минут Брюханову из Москвы последовал приказ: организовать непрерывное охлаждение атомного реактора.

Из 69 пожарных 31 впоследствии умрут. У остальных — тяжелая форма лучевой болезни, поражение легких и иммунной системы.

Из пояснительной записки пожарного Ивана Шаврея: "Мы с А. Петровским поднялись на крышу машинного зала чуть позже. Ребята, которые там работали, были в плохом состоянии. Мы помогли некоторым добраться до механической лестницы, а сами встали на их место. Огня было уже меньше".

Пламя сверху сбили. Но кое-где очаги пламени еще оставались. Огонь искал новые лазейки, чтобы снова обрести силу и показать свою мощь.

Первыми вышли из строя пожарные Кибенка вместе со своим командиром. В первой группе пострадавших был и лейтенант Правик. С крыши уже в плохом состоянии сползали пожарные: Титенок, Игнатенко, Тищура, Ващук. Первую медицинскую помощь им оказывал дежурный врач — педиатр Валентин Белоконь. Он неоднократно подъезжал к третьему и четвертому блокам. Ходил по графиту и топливу. Валентин Белоконь оказывал пожарным и первую медицинскую помощь, в основном это были успокаивающие уколы.

Вспоминает врач Валентин Белоконь: "Первое, что бросилось в глаза, когда увидел пожарных, — их страшное возбуждение, на пределе нервов. Такого никогда не наблюдал раньше. Потому и успокаивающее колол им. А это, как выяснилось потом, было ядерное бешенство нервной системы, ложный сверхтонус, который сменился потом глубокой депрессией…

К шести утра Белоконь тоже почувствовал себя плохо и был доставлен в медсанчасть.

Когда пожарные Телятникова, погасив огонь на кровле, в пять часов утра появились внутри машзала, там все уже было сделано. Был подготовлен второй аварийный питательный насос и включен в работу на не существующий уже реактор. Пожарные, каждый в отдельности и все вместе знали и понимали, на что они шли. Но все равно каждый из них сделал все, что от него зависело и было в его силах.

М: "Нужно отдать должное начальнику смены энергоблока № 3 Юрию Эдуардовичу Багдасарову, у которого на БЩУ-з на момент аварии оказались и респираторы "лепесток", и таблетки йодистого калия. Как только ухудшилась радиационная обстановка, он приказал всем подчиненным принять йодистый калий и надеть респираторы. Когда он понял, что всю воду из баков чистого конденсата и с химводоочистки переключили на аварийный блок, он тут же доложил в бункер Фомину, что остановит реактор. Фомин запретил.

К утру Багдасаров сам остановил третий энергоблок и перевел реактор в режим расхолаживания, подпитывая контур циркуляции водой из бассейна-барботёра. Действовал мужественно и в высшей степени профессионально, предотвратив расплавление активной зоны третьего реактора".

Из Москвы Брюханову передали, что организована Правительственная комиссия, первая группа специалистов из Москвы вылетит в девять утра. И прописные для специалистов истины: "Держитесь! И охлаждайте реактор"!